Повисло тягостное молчание.
– Счастья вам в личной жизни, – из последних сил произнес Евгений и сбросил вызов. Что еще было выяснять? Всё прочее – лишь кирпичики, что были заложены в рухнувшее строение.
Евгений откинулся на спину и уставился в потолок, лепнина которого теперь не завораживала, а казалась чем-то лишним, как дорогой изысканный прибор на столе, на котором нет самой еды. Что толку?
За окном шло невидимое ликование – праздник продолжался.
Эпилог
Прохладный ветер дул в лицо. Тепло в воздухе еще сохранилось, но погода стояла обманчивая: стоило по привычке одеть шорты и легкую спортивную курточку, как через час уже пританцовывал, чтобы согреться. До бабьего лета еще далеко, а начало сентября выдалось не самым теплым за последние годы. Впрочем, Евгений не допустил ошибки, свойственной легкомысленной юности и надел джинсы и джинсовую куртку с длинными рукавами, так что при этом и молодежь вынуждена была бы признать: дядя в тренде, оделся со вкусом!
Евгений шел через парк и весело улыбался. Первые каштаны лежали на аллее, неподалеку от своего родителя. Одни, зеленовато-желтые, сморщившись, как еж, торчали колючками из кустов и опавшей листвы, другие, грохнувшись на твердый асфальт, а может, лопнув еще на ветке дерева, лежали раскрытыми, как устрицы, блестя своими коричневыми спинками.
Каждый или почти каждый летний денек он шел привычной дорогой к заветному дому, стоял под густой кроной дуба и смотрел в манящее окно. Это местечко, своеобразный наблюдательный пост, находилось за пределами парка и для прогулок не особенно подходило: кроме трансформаторной будки и полуразрушенного подсобного помещения из белого кирпича, в котором любили играть в войнушку уличные мальчишки, особых достопримечательностей не было, и Евгений не боялся быть обнаруженным. Зато для него самого местечко было почти идеальным: за лето он провел здесь долгие часы. Никому не ведомо, сколько ему пришлось здесь передумать и переосмыслить. Разве что местные мальчишки с удивлением смотрели на дядю, застывшего у дуба. Обычно, постояв тут минут десять-пятнадцать, он шел дальше, выходил как раз на людную улицу, подходил к остановке маршрутного такси и ехал на работу. Поначалу всё было дико: после бешеных успехов на ставках идти работать простым системщиком по настройке серверов и программного оборудования в не самом большом развлекательном центре требовало от него колоссальных внутренних усилий. Неожиданно для себя он обнаружил того дикого, необъезженного скакуна, который рвался на волю: внутри всё клокотало и требовало заняться стоящим делом в жизни. Но Евгений был тверд и не поддавался: пришлось усвоить болезненный урок и увидеть, к чему привело то его стремление. Особенно тяжко было в мае уехать из Москвы, сдать ключи от апартаментов, где закончилась целая эпоха, и шагнуть к Курскому вокзалу, сесть на поезд вечером, а проснуться утром в Белгороде.
Каждый день в течение лета, постояв у дуба, посмотрев на заветные окна, он шел дальше и, не доходя до работы, проходил мимо пестрой вывески букмекерской конторы. Тут он также останавливался. Это было сродни добровольной пытке. Стоял, правда, не так долго: всего минуту-другую, но и этого хватало, чтобы испытать себя и понять, что эта дверь теперь не для него, если он хочет измениться на деле, если хочет начать новую жизнь. Да, май был самым трудным. А чем дальше разгоралось лето, тем легче становилось на душе.
И вот наступил сентябрь. Постояв, как обычно, под дубом, у заветного окна, Евгений не пошел по привычке на работу, а свернул на аллею к многоэтажке. Сердце бешено забилось. Евгений чувствовал себя снова мальчиком, впервые решившимся на смелый поступок. В руке он сжимал красивый букет белоснежных роз.
Лифт захлопнул свои двери. Казалось, решалась судьба всей его жизни. Решимость признаться во всех своих ошибках не покинула его и тогда, когда он вышел на лестничную площадку…
Но вот, наконец, милая дверь, вот звонок, пропевший птичьим хором в тихом коридоре… Внутри настала полная тишина, как перед рождением или возвращением к жизни: сердце не стучало, пульс не бился, уши заложило, руки окоченели. Только всплыло, будто из бездны прошлого, удивительное воспоминание о том мгновении, когда он уходил, и о шепоте, что прозвучал прямо ему в ухо. А он не хотел слышать! И вот теперь вспомнил. Как рев космического корабля при старте нахлынуло на него всё былое: и мысль, и чувство, и любовь. И конечно, те слова!
– Ты – мой андердог! Я в тебя верю! – прозвучали слова так живо, так явственно, что Евгений вздрогнул. Сердце ожило, пульс забился, руки приподняли торжественный букет. – Возвращайся, буду ждать тебя.