Я забыла вам сказать, что спонсор конкурса, Муза Андреевна, поставила нас в очень жёсткие временные рамки: на всё — про всё у нас с Романтиками имелось лишь две недели. Дело в том, что через две недели у Музы с её магнатом намечались другие весьма важные мероприятия. Так что конкурс наш правильнее всего было бы назвать «Конкурс на скорую руку».
Сценарист Кирилл
А на следующий день в кафе заявился и сам сценарист Кирилл. Мне кажется, что я заранее почувствовала его приближение, — во всяком случае, Андерсен его точно почувствовал, потому что уже за несколько минут до того, как Кирилл вошёл в дверь, кот сидел на пороге и терпеливо поджидал гостя.
— А! Так значит это ты и есть! — воскликнул сценарист, едва войдя в помещение. Нагнувшись, он потрепал кота по спинке. — О тебе пишем, дружище. Вот как!
Андерсен довольно зажмурился: он явно одобрял конкурс, придуманный женой рыбного магната.
— Уже пишете? — не без ехидства поинтересовалась я вместо приветствия.
— Уже собираемся, — в тон мне ответил Кирилл. — Так значит, вы и есть новая хозяйка кафе? Люба, если не ошибаюсь.
— Не ошибаетесь. А вы, Кирилл, кажется? (Я узнала его сразу же по фотографии)
— Да. Меня зовут Кирилл…
Кирилл оказался вовсе не таким бесцветным, как он выглядел на общей фотографии, а наоборот — очень выразительным: статный, высокий, ясные, стального цвета глаза, брови ярко очерчены. На макушке его, правда, довольно ярко светилась лысина, аккуратно обрамленная седыми волосами. Но и лысина на нем смотрелась хорошо, напоминая солнце в зените. А вот седина… рановато как будто: на вид Кириллу лет пятьдесят или того меньше. Выглядел он мужественно, голос имел уверенный, — правда, иногда чересчур громкий. Одет он был в свободную белую рубашку и серые брюки.
С любопытством поглядывая на Андерсена, Кирилл прошёл в Оранжевую комнату; Андерсен, взирая на гостя с точно таким же любопытством, следовал за ним. Когда Кирилл уселся за примечательный круглый стол, Андерсен тут же взгромоздился рядом на стул и, приняв одну из обычных для него поз, замер. Кот милостиво позволял себя рассмотреть, он терпеливо позировал.
— Можно подумать, что с тебя собираются писать картину, —укоризненно сказала я Андерсену: мне не нравилось такое самолюбование даже в собственном коте. Но Андерсен, едва заметно пошевелив ушами, так и остался сидеть в прежней величественной позе.
— Да, красивый кот, ничего не скажешь, — промолвил гость. — О таком и вправду стоит написать!
— Вы не знаете ещё, насколько Андерсен интересен как личность! — не удержалась я.
— Не знаю… но догадываюсь, — многозначительно возразил Кирилл.
— Если у вас есть время, я вам с удовольствием расскажу…
— Признаюсь сразу, что таким количеством времени я не располагаю! — прервал меня сценарист Кирилл.
— А почему вы решили, что я собираюсь вас задерживать? — обиженно проговорила я.
— Только потому, Люба, что вчера четверым моим друзьям пришлось слушать ваш вдохновенный рассказ в течение шести часов. И это без перерыва!
— Пяти! — возмущённо поправила я. — Мой рассказ длился всего пять часов! А если им не понравилось, то они могли хотя бы…
— Да нет, им всё очень понравилось! Правда! Только спины у них слегка затекли. И вообще: всё хорошо в меру. Разве не так?
— Так, — кивнула я мрачно. Мне вдруг ужасно захотелось нагрубить этому самоуверенному сценаристу, но, вовремя вспомнив, что он гость, а я не только хозяйка, но и лицо ответственное за конкурс, я остановилась. Остановилась, насупилась и принялась машинально чертить пальцем причудливые фигуры на изумительной поверхности круглого стола.
— Так зачем же вы тогда пришли, Кирилл? — спросила я самым мягким тоном, на который только была способна.
— А вы можете, Люба, рассказать мне об Андерсене в течение… — он посмотрел на часы, — …пятнадцати минут.
— Могу, — вместо того чтобы снова обидеться, спокойно сказала я. — Запросто! Засекайте время.
И я рассказала своему наглому гостю о том, как хорошо Андерсен чувствует людей, как он умеет сострадать, о том, какой он непревзойдённый охотник. Рассказала, как много мышей он в своей жизни переловил, и о том, что у него совсем недавно появилась подружка — собачка по имени Клава, и что они дружно играют во дворе. Кстати, заслышав слово «Клава», Андерсен мгновенно вышел из своего величественного образа, опрометью ринулся к подоконнику и махом сиганул во двор. Мы оба, я и Кирилл, проводили кота взглядом.
— Ну что, уложилась? — победно вскинув голову, спросила я Кирилла.
Он с невозмутимым выражением взглянул на часы.
— Да. Удивительно! — поведя бровью, констатировал он.
«То-то же!» — торжествующе подумала я. Но в глубине души мне было жаль, что я не располагаю этими самыми шестью часами: ведь об Андерсене я, кажется, могу говорить даже сутками.
— Ну ладно, спасибо. Понял. Приду домой напишу что-нибудь. Чаем, я так понимаю, вы меня поить не собираетесь?!
Мне не понравилось, как он это сказал про чай. Сказал так, словно в мои прямые обязанности входит поить его чаем.
— Нет, — твёрдо ответила я. И, чтобы подсластить пилюлю добавила: — Заварка, как назло, кончилась!
Но если бы вы только знали, как несвойственны моей натуре подобные отказы! Честно говоря, я даже не могу припомнить, чтобы подобное со мной когда-либо случалось. Обычно я готова поить чаем каждого встречного и поперечного, и сама получаю от совместных чаепитий немалое удовольствие.
— Понятно… — сказал он и как-то не слишком весело опустил голову.
На какую-то секунду мне захотелось взять свои слова обратно. Но он уже собрался и снова смотрел на меня оценивающе и высокомерно.
— А разрешите поинтересоваться: вы как… замужем?
— Да, — ответила я. — А вы?
— А я… нет.
Мы помолчали. «Странный разговор какой-то», — подумала я и принялась мысленно подбирать новую тему для разговора.
— А скажите, Кирилл, кто нашёл пьесу к юбилею Валентины?
— Я, — ответил он.
— И почему же вы выбрали именно «Дом, где разбиваются сердца»?
— А почему бы нет? — ответил он вопросом на вопрос. — Пьеса ведь хорошая, — разве не так?..
— Пьеса великолепная, но подходит ли она к юбилею? Произведение не слишком весёлое, не праздничное.
— Не праздничное, возможно, но и не безнадёжно печальное. Пьеса… как бы вам сказать… именно такая, какую нам всем и нужно.
— Но… почему же всё-таки «Дом, где разбиваются сердца»? — никак не могла взять я в толк.
— Какая же вы… непонятливая, Люба! Да потому что у Валентины, например, сердце тоже давным-давно разбито. Ну вот — хотя бы по этому!
— У Валентины? Разбито?
— Конечно. А вы что не заметили?
— Нет! Значит, ей будет приятно в свой юбилей играть в пьесе, где у всех героев тоже разбиты сердца? — поинтересовалась я.
— Да, но ведь в пьесе не у всех героев сердца пострадали… Вот, например, у леди Эттеруорд, если вы помните, ничего никогда не разбивалось, так что и окружающие, и она сама даже сомневаются есть ли у неё сердце. И ведь ей самой хочется, чтобы у неё было точно такое же живое сердце, как и у остальных!
— Ну да, конечно, чтобы кто-нибудь разбил в дребезги и его!
— Люба, вы, что пьесу не читали?
— Читала, только не Бернарда Шоу, а вашу. А у вас там всё сокращено!
— Ну, так перечитайте подлинник!
— Перечитаю, — пообещала я.
— Кстати, вы, Люба, если не ошибаюсь, как раз и играете эту самую бессердечную леди?!
— Не ошибаетесь! В пьесе это моя роль. Но в жизни, я на неё нисколько не похожа!
— Вот как! Неужели у вас тоже есть сердце? — не без ехидства спросил Кирилл.