— Собственно, я не имею на это права, но если вы обещаете заплатить в течение дня, то… — он обернулся, ожидая услышать вздох облегчения, который знал так хорошо и который приводил в хорошее настроение его самого.
— К сожалению, у меня нет ни эре.
— Ну завтра!
— У мужа получка только в пятницу.
Монтер с треском захлопнул крышку щитка.
— Ладно, пусть будет пятница, но только ни днем позже!
Он не мог понять, почему у нее стало такое огорченное лицо.
— Может быть, все-таки можно отключить сегодня?
— Отключить? Вы хотите, чтобы я отключил?
— Ребят не хочется огорчать, — фру Андерсен смотрела виновато, и монтер почувствовал себя совсем нехорошо. — Я обещала им развести костер, а если есть электричество, какой тогда в нем смысл?
— Ну, как хотите! — выдавил он наконец и вывернул пробки.
Радио сразу онемело, и фру Андерсен услышала крик Малышки в саду. Та стояла возле ванны, отчаянно размахивая кофейником.
— Мам, мам, она в горлышке застряла!
Фру Андерсен взяла носик кофейника в рот и дунула. Хлюпнуло, и рыбка снова оказалась в воде, по-прежнему в полном здравии.
Ребятишки уже таскали дрова для костра. Найти дрова было нетрудно: повсюду валялись ветки и доски. Монтер зашагал к калитке. Дойдя до почтового ящика, он внезапно остановился, открыл крышку, заглянул внутрь и заспешил дальше. Было похоже, что он побежал за полицией.
— Туне! — крикнула фру Андерсен, подойдя к дереву и подняв голову. Ответа пе было, только ветки слегка шевельнулись. Она пошла к калитке, открыла почтовый ящик и вынула мертвую курицу. — Ох, бедняжка! — осмотрев курицу, она установила, что раздавлена только голова. Тут же подбежали дети.
— Это Хермансен на нее наехал. Я видел, как он крутил рулем, чтобы попасть, — деловито объяснил Рогер.
— Ну и хорошо, что попал, отцу не придется рубить ей голову. И обед у нас сегодня тоже есть. Туне!
На этот раз фру Андерсен крикнула чуть громче и подняла бюстгальтер, валявшийся под деревом.
Туне и Эрик слезали слегка запыхавшись, одежда их была в беспорядке. Балансируя на ветке, Туне натягивала материну вязаную кофту.
— Ты думаешь, она нас понимает? — Эрик начинал выходить из себя.
— Узнаешь, когда слезешь.
— Ты оставайся здесь. Я поговорю с ней один. Обожди!
Эрик стоял перед фру Андерсен. Та критически разглядывала его.
— Привет! — храбро сказал он.
— Привет.
Он упорно смотрел на мертвую курицу.
— Хорошая погода сегодня. Фру Андерсен кивнула.
— А как там наверху погода? Жарко?
— Да, чертовски жарко. Я побегу, пожалуй. Школа.
— Может, ты сначала умоешься?
— Да, пожалуй, рожу сполоснуть надо…
Она кивнула на бензонасос, и Эрик пошел к нему. Он мыл руки, а фру Андерсен качала воду, причем рассматривала его внимательно, изучающе, но без неприязни.
— Лицо тоже вымой!
Эрик послушно вымыл лицо, но, когда полез в карман за носовым платком, она протянула бюстгальтер. Красный как рак, он принялся им вытираться.
— Ты ее любишь?
— Да, — со всхлипом выдавил он и повернулся было бежать, но фру Андерсен знаком велела ему взяться за насос. Эрик с бешеной энергией качал воду, пока она стирала бюстгальтер.
— А она тебя?
— Да! — он сказал это твердо и решительно, но потом уже не так уверенно добавил: — Мне кажется.
— Ну а теперь беги. Приходи к обеду, если хочешь. Мы зажарим курицу!
— Спасибо большое!
Фру Андерсен усмехнулась, глядя ему вслед, но помрачнела, когда с дерева слезла дочь.
Туне стояла возле курицы, ковыряя носком туфли землю, пока мать вешала сушиться бюстгальтер.
— Сколько раз я тебя просила не трогать мои вещи!
Туне кинулась к матери; они стояли обнявшись, и мать покачивала ее в своих объятиях. Эх, молодость, молодость!
Потом фру Андерсен уселась и принялась ощипывать курицу.
— Кстати, мне не нравится, что вы там наверху возитесь. Свалитесь и шею себе свернете.
— А где же нам еще? — Туне села рядом с ней. — Ведь детвора кругом, не повернешься.
— Постыдились бы так говорить, — фру Андерсен смотрела на детей, таскавших дрова. — У нас такой чудесный сад! Подумай только, у других ведь этого нет, вместо сада — газончик. Бедняги!
Она бросила взгляд на ясень, в ветвях которого еле виднелся гамак, качавшийся на ветру.
— Во всяком случае, в наше время мы жили на земле.
— Ты и отец?