Андерсен подошел к магазину перед самым закрытием, и народу было много. По дороге ему приходилось проделывать довольно сложные маневры своей коляской, которая угрожающе кренилась то в одну, то в другую сторону, и он посадил Рогера на бутылки, чтобы тот их придерживал.
— Почему это все на нас глазеют? — спросил Рогер.
— А они думают про себя: вот какой молодец, отцу помогает!
Подбежали две девочки и загремели копилками:
— Здравствуйте, Андерсен, дайте денежку на церковь!
— У меня нет ни эре.
— Дай им по бутылке! — скомандовал Рогер, которому надоело сидеть и держать этот опасный груз.
— Они же в копилку не влезут.
— Бутылки можно сдать, — тоном знатока сказал Рогер.
Андерсен дал им по две пивные бутылки, и девчонки убежали.
— А ты получи письмо. Иначе я не поспею.
Он отдал квитанцию Рогеру. Постучал в окошечко почты, чтобы было понятно, что Рогера он оставляет за себя.
Когда Андерсен добрался до магазина, его встретила фру Сэм, председатель церковной комиссии, сидевшая за столиком, где разыгрывалась лотерея. Перед ней стояли пивные бутылки.
— Андерсен! — холодно сказала она, жестом останавливая его. — Это вы дали девочкам бутылки?!
— А что в этом плохого? Да, я.
— Неужели для вас нет ничего святого? — фру Сэм схватила две бутылки, и Андерсен решил, что сейчас она швырнет их ему в физиономию. Но оказалось, фру Сэм хотела просто вернуть бутылки.
— Постыдились бы, — сердито сказала она.
— Но ведь они стоят по тридцать эре. За четыре бутылки дадут крону двадцать. А большим я не располагаю. — Андерсен подошел к столу, чтобы забрать бутылки. Вокруг стал собираться народ. Но тут вмешался плотный низкорослый человек.
— Добрый день, фру Сэм, — сказал он. В произношении чувствовался северный говор.
Фру Сэм встала. Ее щеки были еще красны от гнева, но поздоровалась она вежливо и, бросив еще один испепеляющий взгляд в сторону Андерсена, сказала:
— Прискорбный случай!
— Ну почему же, фру Сэм. Должно принимать все дары с благодарностью. Именно так и строится церковь божия на земле!
— Да, но бутылки-то пивные. Если б хоть молочные!
— Бог не смотрит на этикетку, для него главное — душа.
Фру Сэм это не убедило. Она обернулась к испуганно глазевшим девочкам
— Дети, во всяком случае, эти бутылки сдавать не будут! — в голосе слышался отзвук протеста, пока что пребывавшего в зачаточном состоянии.
— Я их сам сдам. Всякое даяние — благо!
Он взял бутылки и исчез в магазине, как безгрешная душа, переступившая райские врата. Андерсен удивленно посмотрел вслед. Это была его первая встреча с Аяксеном, новым пастором.
Рогер сидел на ступеньках почтовой конторы и рассматривал буквы, напечатанные на конверте. Рогеру было шесть с половиной, осенью ему уже идти в школу, и поэтому он знал почти весь алфавит.
— Нор-веж-ска-я… — он выговаривал каждую букву вслух. Дело шло хорошо, удалось сразу же понять это слово. Следующее слово было труднее, хотя все буквы были известны: — Ло-те-рея. А потом косая палочка и по букве с каждой стороны: А/О[3]. Это немножко походило на слова в букваре, по которому его учили и который он давно уже перерос: «А-о, а-у… мама, ау!» Но слово «ло-те-рея» так и не стало понятным.
Рогер положил конверт себе на голову и попытался, балансируя, идти по прямой, считая шаги. Рогер насчитал уже тридцать шесть шагов, но тут порыв ветра сдул конверт.
Ветер дул в сторону киоска. Дойдя до него, Рогер остановился, разглядывая выставленные газеты и журналы. Тут даже не нужно было уметь читать: обложки говорили сами за себя. Мрачные физиономии мужчин, зажавших в кулаке револьвер, и полуголые женщины, вопящие от ужаса, с вытаращенными глазами и кинжалом в груди. Некоторые были даже совсем голые, лежали или сидели в самых разных позах. Огромные груди напоминали воздушные шары. Он видел раздетыми и мать и Туне и всегда удивлялся, почему у обеих это не так. Рядом с журналами висела открытка, изображавшая Христа в терновом венце.
Донесся высокий звенящий звук. Высоко в небе плыл реактивный самолет, за ним тянулся след — как будто две белые шерстяные нитки делили небосвод надвое. Рогер подумал, что когда-нибудь полетит на самолете, а тысячи и миллионы людей будут смотреть снизу и завидовать. Он сделал из письма бумажного голубя и запустил его. Голубь полетел вдоль улицы. Рогер догнал его, поднял и снова запустил. На этот раз тот взмыл к балкону и опустился на траву возле дощечки: «По газонам не ходить». Рогер струхнул, потому что вдали показались Хермансен и фру Сальвесен, и побежал, стараясь успеть к бумажному голубю, пока те не заметили.