Снова раздался тяжелый, роковой удар молотка по столу.
— Пункт третий: покраска дома, вставка новых стекол. Удаление всех животных…
В эту минуту вбежала в комнату фру Хермансен с апельсином в руках.
— Слышали? — и запнулась от направленных на нее взглядов. Впервые она прервала заседание правления.
— Элисе! Разве ты не видишь… — Хермансен привстал.
— Да, да, но Андерсен пригласил всех членов кооператива на праздник. Сегодня вечером! Сейчас же! Взрослых и молодежь, и… — Все смотрели так, что пришлось отступить к двери. — Но это же очень хорошо, правда? Семьдесят тысяч! Ведь не каждый день… Извините! — она попятилась и вышла из комнаты.
— Я сожалею о том, что нам помешали, — серьезно сказал Хермансен. — Прежде чем продолжать голосование, я хочу подчеркнуть, что ситуация сложилась гораздо более острая, чем мы предполагали вначале. Я считаю само собой разумеющимся, что никто из членов правления не примет участия в этом… так называемом празднике! Принять приглашение — значит одобрить моральную и экономическую безответственность семьи.
Лейвестад просил слова.
— Прежде всего мы должны позаботиться, чтобы в это не были вовлечены дети. Я исхожу из того, что правление использует все свое влияние…
Хотя он был только заместителем, все кивнули, подтверждая, что произнесенные слова справедливы и сказаны вовремя.
Фру Сальвесен чуть удар не хватил, когда, вернувшись домой, она в спальне увидела своего мужа. Только что из ванны, тот сиял чистотой и надевал белую рубашку.
— Хорошо, что ты пришла. Мы опаздываем!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Разве не знаешь? Мы приглашены на праздник к Андерсену.
Муж смотрел так упрямо, что стало ясно — предстоит борьба.
— Мы не пойдем! Иди один.
— Вот это-то как раз я и собирался сделать!
— Так иди!
Фру Сальвесен удалилась из спальни и села на диван. Она не боялась за исход дела, но нервничала — борьба явно затянется дольше обычного. А сегодня вечером время дорого. Слышно было, как муж грохотал наверху, закрывая ящики. Хороший признак. Стало тихо. Немного погодя он спустился в гостиную, чего фру Сальвесен не видела, поскольку лежала, распластавшись на диване и уткнувшись головой в подушку.
— Повторяю: я пойду один!
— Иди! — всхлипнула она.
— И пойду, — голос звучал уже несколько неуверенно.
Дрожь пробежала по ее худому телу.
— Иди один! Ты же этого хочешь!
— Да ничего подобного! Я сказал, что пойду один, если ты не хочешь идти. И стою на том.
— Ты же сказал, что хочешь оставить меня одну! Оставь меня одну.
— Я… — Сальвесен запнулся и ослабил узел галстука.
Он знал, что, стоит ей заупрямиться, ледяная холодность воцарится на целый день, на два дня, на неделю… Однажды она выдержала целых полмесяца, и ему пришлось сдаться и просить прощения.
— Почему ты не хочешь пойти? Черт побери, нас же пригласили на праздник, и… это первый праздник после нашего приезда сюда.
Фру Сальвесен поднялась с дивана и вытерла глаза, полные слез, настоящих слез, плакать она умела с истинным талантом.
— А я-то собиралась попросить тебя приготовить на ужин что-нибудь вкусненькое. Я разносила циркуляр.
— Циркуляр?
— О поливке садов. Раздать нужно было сегодня вечером. Я думала, мы выпьем бутылочку красного вина.
Муж снова исчез в спальне. Победа настолько не вызывала сомнений, что не стоило дожидаться его возвращения. Через пять минут он вернется в фартуке. Фру Сальвесен прибегала к красному вину в самых исключительных случаях, как правило, удавалось обойтись стаканом сока и пивом.
Пока она приводила себя в порядок, мозг лихорадочно работал. Положение поистине угрожающее. Общая реакция на шествие Андерсенов ужасна: эта распущенность не предвещает ничего хорошего. Но ничего, справимся и с этим. Ты секретарь жилищного кооператива, все жильцы занесены в твою картотеку, все у тебя в руках. Ты знаешь, как обращаться с каждым в отдельности, а циркуляр поможет встретиться со всеми.
И в конце концов положение, может, не столь и опасное. Правда, люди ошеломлены происшедшим, выигрышем, странной процессией, приглашением на праздник в самую обычную среду. Это психологическая атака с тыла. Но люди скоро образумятся.
— Вы идете?
— Я не знаю… Посмотрим. Приятно пойти на праздник, но…
Все чувствовали себя как-то неуверенно. Все ждали. Никто не хотел идти первым. Люди стояли у окон или заходили к соседу. Отдельные бунтарские элементы продолжали готовиться к празднику.