— Привет, Сельмер!
— Привет, — Сельмер бросил кирпич и уныло вздохнул, посмотрев на рамы. — Шпана проклятая, — повторил он потише. — Мне бы эти рамы в хозяйстве пригодились.
— Да их тут полно, чего ты волнуешься.
Они медленно пошли по лестнице. На площадках были сложены оконные переплеты, дверные косяки, кухонные шкафы, унитазы и потрескавшиеся раковины. Андерсен шел впереди и нажимал на кнопки звонков.
— Никого дома нету, — брюзгливо проворчал Сельмер.
— Мне нужен звонок для Рогера. Да звук не нравится.
На лестнице было темно, но когда поднялись на чердак, в глаза брызнуло солнце, светившее сквозь балки, ощерившиеся на голубое небо. Сельмер ударил ломом по одной из балок, и из дальнего угла на чердаке вылетел голубь.
Андерсен сразу же понял, что где-то здесь голубиное гнездо. Вскарабкался на ящик. Вот оно. Яйца лежат рядышком дру! с другом.
— Скидывай! — нетерпеливо сказал Сельмер, держа лом наготове.
— А яйца?
— Ты же их есть не будешь.
— Тебе только пожрать, — сердито сказал Андерсен. — А из них, может, птенцы через пару дней выведутся.
— Ну решайся. Или дом ломать, или гнездо сторожить.
Андерсен молчал. Высоко в небе кружил голубь, наверное, смотрел на них и на свое гнездо. Голубь заметный — на шее белое пятно и на крыле тоже. Вдруг он резко снизился и уселся на балку.
— Возьму гнездо домой, — твердо сказал Андерсен.
— А кто яйца высиживать будет? Жена?
— Верно. Голубя тоже нужно забрать.
Он спрыгнул с ящика и пошел по чердаку, что-то отыскивая. Сельмер сдался и сел в пыльное кресло в углу. Здесь было полным-полно всякого старья: поломанные кухонные мойки, диваны, старые картины, фетровые шляпы… В углу Андерсен нашел старую клетку для канарейки и, бережно отцепив, положил туда гнездо. Голубь взволнованно семенил по балке взад и вперед. Андерсен открыл клетку и подложил под дверцу щепку.
— Теперь можно поесть.
Сельмер задумчиво погладил себя по животу. В животе бурчало.
— Без четверти десять, — пробормотал он недовольно, но все-таки поднялся с кресла, ибо по собственному опыту знал, что Андерсена не переспоришь. Когда подошли к двери, голубь уже расхаживал возле клетки.
Завтракать уселись во дворе. Скоро с этажей спустились и остальные рабочие. Один из них вынул из кармана пачку карточек футбольной лотереи и раздал. Когда-то они пытались играть в спортлото сообща, но бесконечные споры и раздоры привели к тому, что теперь каждый заполнял карточку сам. Андерсен в футболе не разбирался и поэтому обычно подсматривал, что пишет Сельмер. Но на сей раз Сельмер сидел к нему спиной, неприступный и погруженный в свои тайны.
— Как, по-вашему, сыграют «Фригг» и «Люн», а, ребята? — спросил Андерсен.
Ребята переглянулись, одарив его высокомерным взглядом, от которого никак не сделаешься умнее, после чего снова погрузились в сложные системы расчетов. Иногда они вполголоса обменивались мнениями о технических тонкостях футбола, об игре того или иного футболиста.
Взгляд Андерсена остановился на оконных рамах, стоявших вдоль стены. Рамы были старинные, с переплетами — три клетки в ширину и шесть в высоту. Мальчишки уже успели кое-где побить стекла, и Андерсен стал заполнять карточку, ставя крестики в таком порядке, в каком были выбиты стекла. В последнем ряду все стекла были целы. Чтобы не ставить крестик наобум, Андерсен потихоньку поднял с земли камень и прицелился. Бросок был мастерский: стекло разлетелось вдребезги.
— Шпана проклятая! — взревел Сельмер, вскакивая с кресла.
— Они уже удрали, — сказал Андерсен, заполняя последнюю клетку в своей карточке.
Знай курица Андерсена — белая итальянка, — что ей остается жить всего полтора часа, она бы наверняка вела себя умнее и осталась дома. Но она пребывала в счастливом неведении того, что ее ожидает, хотя и чувствовала какое-то смутное беспокойство, которое одолевает всякий раз, когда яйцо уже на подходе. Ей казалось, что курятник Андерсена не самое надежное место для яйца, столь дорогого сердцу, и, веря своему инстинкту, направилась к стандартным домам. Ей нравились эти элегантные газоны, ухоженные цветочные клумбы, а сама прогулка по нагретому солнцем асфальту давала ни с чем не сравнимое ощущение роскоши. :
В поселке царило спокойствие: ни людей, ни кошек, ни свиней. Все спали. Она задумчиво ковыляла от дома к дому; иногда, вырыв и отшвырнув лапой какой-нибудь левкой или бархатец, купалась в теплом черноземе у веранды. Из домов временами доносились странные звуки, рокочущие, как шум далекого водопада, послышался сердитый мужской голос: «Ты скоро там кончишь!» Что-то бурлило и булькало, плакал ребенок, звонил где-то будильник. В одном из домов тикающий будильник стоял на подоконнике.