Здание, двухэтажное и плоское, тянулось почти на три корпуса, его обнимали необъятные сады и парки со сложной схемой тропинок и дорожек. Посреди главного парка, куда я вскоре и вышла был огромный пруд, около которого были разбросаны скамейки. Из-за пасмурного дня все вокруг было мокрым, и в воздухе витала мокрая взвесь, то и дела осыпавшаяся на меня капельками с деревьев. Палые листья были скользкими, и я то и дело теряла равновесие. Мне не нравилось это место, оно было угрюмым и мрачным, как и чопорные бывшие светские львицы, пытающиеся приучить мою сестру к воспитанности и манерам. Странный выбор все-таки… почему именно туда она решили отправить мою сестру, а не в какой-то иной пансион, их не меньше пяти в округе Столицы.
На крыльце меня встретила женщина. Я за все это время так и не удосужилась узнать ее должность, она была одета как слуга, но разговаривала на равных с учительницами и руководила делами в доме. Будь это какой-нибудь богатый дом, она была бы домовладелицей. Но есть ли домовладелицы в пансионах? Хотя почему бы и нет, слуги же у них есть, значит есть и тот, кто за ними следит, как и за домом в целом. Она всегда встречала меня именно тут, словно у нее было внутреннее чутье, и она знала, когда именно я появлюсь на щербатом каменном крыльце с плющом, кое-где уже опавшем, и мхом.
- Доброе утро, - рассеянно поздоровалась я.
- День, - раздался звонкий голос где-то рядом. Я повернулась к Мадам, она приподняла тонкие брови-ниточки.
- Для леди очень важно быть точной. Точность – это способность внятно и разборчиво передавать мысли.
Её имя было леди Оринна де Фальц, но местные жители пансиона величали её именно Мадам. Слово нужно было произносить с придыханием, словно ты вот-вот лишишь чувств. От уважения конечно же. Этой женщине можно было дать при разном восприятии от 30 лет до 70, да и вряд ли кто-то хотя бы догадывался об ее истинном возрасте. Лицо было свежим и с минимум морщин, многие бы позавидовали, однако ледяные глаза цвета изумрудов портили все впечатление, впрочем, как и губы, мгновенно поджимающиеся в приступе очередного недовольства. Клише.
Мадам была в длинном и, как по мне, уже старомодном темно-зеленом платье, высокая прическа без единого выбившегося волоска и корсет старой модели, который не носили уже лет тридцать, а то и пятьдесят. Пожалуй, с ним она перебарщивала, талия казалось неестественно тонкой, почти болезненной. К тому же он придавал талии изгиб назад, словно она была лебедем, а не человеком. И как она дышит?.. Как вообще в этом ходили? К счастью, сейчас, это уже не является необходимостью, по крайней мере для таких простых смертных, как я. Я ведь не отношусь в привилегированной категории приличных леди.
Домоправительница помогла мне снять пальто и удалилась с ним, так и не проронив ни слова. Мадам оглядела меня с ног до головы, её узкие брови, ярко подведенные, немного дернулись как мне показалось, когда она увидела грубоватые ботинки, в которых я пришла, а также длину платья которая была явно выше, чем было необходимо в светском обществе. Мне пришлось одеть свое единственное походное платье, довольно старое и потертое местами. Основную часть времени я проводила в форме Гильдии, но признаюсь, ни разу не рискнула прийти в ней к Даниелле, так что другой одежды у меня было мало, и сейчас выглядела я совершенно не парадно. Впрочем, на улице было холодно и грязно, ни к чему возить юбками по слякоти. Её холодные, но удивительно ясные глаза оглядели меня, сузившись. К счастью, она воздержалась от комментариев.
- Ваша подопечная, мисс Андетта, она… - Тяжкий вздох, пока мы медленно продвигаемся по коридору. – Она тяжело поддаётся обучению.
Еще бы подумалось мне, характер у нее всегда был непростой.
- Даниелла сопротивляется, и я не всегда могу с ней справиться.
«Справиться» звучит как-то… словно она пытается объездить скаковую лошадь. Я вздохнула, и Мадам расценила видимо, как угрызения совести, и продолжила дальше с большим энтузиазмом:
- Я рада, что вы приехали, у нее заканчивается сегодня третий день в карцере.
Я резко затормозила.
- В карцере? Это еще что значит?
Мой голос был совершенно непочтительным и громким, он гулко отразился от стен коридора. Мадам остановилась и приподняла правую бровь, что было довольно изящно, видимо это было верхом изумления в её исполнении.
- Простите?
- У вас здесь пансионат, а не тюрьма, насколько мне известно, - постаралась я подобрать иную формулировку. - О чем вы только думаете? Разве это не запретили еще в прошлом десятилетии? Как и розги, кстати.
- Не в моей школе, - в голосе Мадам проступили ледяные нотки. – Девочки очень непослушные создания, особенно в таком возрасте, а послушание – качество необходимое для леди. Послушание – это повиновение, покорность. Вживание в слова учителя.