Какое-то здание, дети, Чарльз, вроде бы это он или все же нет, что-то еще… Что это значит?
Ноги подкосились, и я, ударившись об стол рукой, упала на колени. Голова кружилась, но напряжение начало спадать. Я все также старательно дышала, медленно и равномерно. Уже через десять минут, я была в полном порядке. Кроме того факта, что кажется, я только что самостоятельно пережила первый всплеск.
И я видела будущее.
Ну и еще я безнадежно опоздала…
Глава 11. Поиски выхода
Даров на свете так много, что мне сложно даже представить. Вроде бы даже существует такая бумага, где указаны все когда-либо встречаемые дары, но не уверена, что те, кто составил её, спросили всех. Большинство может жить всю жизнь и не знать, что у него есть дар. Чаще это в деревнях, где просто привыкают, что в той семье, что около реки, вот да, тот крайний дом, все руками лечат, а вон те прекрасно поют, сразу, с самого детства. Воспринимают это как чудо или как обыденность, так что спроси у них, есть ли у них какой-то дар, то тебя не поймут.
Дар Утабири изначально существовал просто как дар предсказания будущего и не было в нем ничего примечательного. Более того, он даже не носил имя данного клана. Но так совпало, что женщины именно клана Утабири в один момент истории вдруг стали безумными от своего дара. Вроде бы дар был у одной из детей этого клана, она была единственной девочкой среди семи детей. Долгое время клан Утабири скрывал сам факт того, что дар может быть опасен, а всех девочек, рождённых в клане, убивали в младенчестве. Вроде бы звучит жутко, но кто знает, что хуже: умереть, не начав жить или жить счастливой и свободной жизнью, а потом внезапно обнаружить, что в тебе есть дар, который может свести тебя с ума или убить твоих родных. А это тоже не слишком способствует разуму.
После того как правда вскрылась, общество вынудило оставить жертвоприношение младенцев из клана Утабири, и решено было построить лечебницу, которой дали одноименное с кланом название. До сих пор не могу понять, как это можно вылечить, а если никак, то зачем называть это место лечебницей. Это скорее просто тюрьма. Туда заточали всех женщин, у которых обнаруживалась подобная проблема, благо они были редкостью, и чаще всего это передавалось по наследству. Отчего-то этот дар чаще случался с женщинами. Но с каждым годом таких становилось все меньше, ведь попадая в лечебницу, они никак не могли оттуда выбраться, не считая моей мамы, а значит не могли найти и мужа, и завести детей. Однако, чем меньше становилось таких женщин, тем больше было историй про то, как они сходили с ума и могли навредит людям вокруг них. Многие сходили с ума из-за дара, а остальные уже в лечебнице.
Иногда мне кажется, что мама, знала, что ее заберут. Иначе зачем бы в тот день меня обряжать в мальчика и запирать на чердаке. Я плакала, наблюдая через маленькое чердачное окошко, как мама прощалась с отцом и изредка посматривала наверх. Она не сопротивлялась и позволила двум мужчинам в черных мантиях увести себя в экипаж.
Так мы с моим отцом остались вдвоем. Он, кажется, тоже был не удивлен этому. Значит ли что он знал? Или она предупредила его заранее?.. Я никогда не задумывалась об этом раньше. Да и мы собственно редко говорили об этом. Меня мало это интересовало, он не желал рассказывать. Папа часто ездил к маме в лечебницу, но меня брать отказывался. Говорил, что это слишком ужасное место для детей, а маму я все равно скоро увижу.
Так и случилось.
Я понятия не имею, как у них это получилось. Я была лишь ребенком и просто была рада, что мама снова со мной. Но как же это произошло? Ведь моя мама единственная в истории лечебницы, кому удалось сбежать и не быть пойманной. Помог ли ей папа или она сама смогла, но мама снова была с нами, а вскоре после ее возращения родилась Даниелла.
Наши родители познакомились в профессорском училище, туда мама бегала в библиотеку в попытки найти лекарство от болезни своей и старшей сестры. Там она познакомилась с красивым мужчиной, профессором, его звали Арон Вальрис. Долгое время они пытались найти хоть что-то об этом даре, пробовали травы и камни, все, что попадалось под руку, но после того, как старшая сестра мамы наложила на себя руки, увидев что-то, о чем не смогла рассказать никому, они признали свое поражение. Все, что им оставалось – бежать, и никогда более не останавливаться. Большую часть жизни мы жили, как и все семьи, просто вдали от всех и от того места, где я родилась. Там, где нас никто не знал. Мы часто переезжали, нигде не оставались подолгу, но мне казалось, что все так живут так, как перекати поле: сегодня тут, завтра там.