— Еда остывает, — невозмутимо повторил, помахивая ведром, слуга, — а потом будешь ужин для дерхов готовить. Первый раз покажу, дальше делаешь сама.
Девушка убрала мокрые пряди от лица, посмотрела с ненавистью. Внутри закипала ярость и остро хотелось, чтобы в руке прямо сейчас оказалось что-нибудь железное и опасное.
Мужчина осуждающе покачал головой, точно прочитал ее мысли.
— Я отлично стреляю, — сообщил зачем-то, — и удар у меня.
Он согнул руку, стиснул кулак, резко выпрямил, нанося удар по невидимому противнику.
— Отлично поставлен. Бью сразу насмерть, поняла?
Анди взглянула с насмешкой на толстяка. Этот? Насмерть? Да коза и та быстрее скачет, а уж с броском змеи и не сравнить. Только если змея стара, слепа и глуха.
— Знаешь, — проговорила медленно, ощущая, как неприятно прилипает к коже мокрая одежда, а по спине стекает ручеек, — ночь — правильное время для ухода за грань.
Если аргосец и побледнел, то самую малость. И даже нашел в себе смелость поинтересоваться:
— Почему?
— Потому что душе так проще найти путь к своей звезде.
Мужчина нервно дернул пустым ведром. Пробормотал:
— Звезды… Какое варварство. Всем просвещенным давно известно, что звезда — сгусток пламени, а планеты вокруг — куски безжизненного камня.
— Врешь, — яростно сузила глаза Анди, — звезды — пристанища душ, и чем ярче звезда — тем больше душ туда смогло добраться. Иначе, чем объяснить, что они сияют, а?
— Ну-у, — толстяк задумался, поскреб подбородок, — горит же костер, потому что там сжигают дрова, так и звезда…
Анди только головой покачала. Считать, что в звездах сгорают «дрова» и потому они сияют… У этого аргосца песок вместо мозгов. Пожалуй, убийство убогого не будет волей матери. Пусть и дальше считает песчинки своей жизни, но безнаказанным водное пробуждение она не оставит.
— Ладно, пошли, покажешь, что готовить.
Вышла из сарая, тело обдал жар нагревшегося за день воздуха. Был полдень, время, когда солнце злее всего.
Анди спиной ощущала, как ее внимательно провожают три пары звериных глаз. Дерхи были основной причиной того, что толстяк остался цел и невредим. Анди не была уверена в том, как они поведут себя. Хмуро потерла зад. Еще покусают за драку… А вот в доме, без назойливого присмотра… Толстяк пожалеет о своем поведении. Надо же… Просто так вылить целое ведро воды. Где только вырастили эту бестолочь, которая ради прихоти потратила столько воды?!
С ненавистью посмотрела на широкую спину слуги, мысленно сворачивая жирную шею.
На кухне пахло чем-то одуряюще вкусным, и Анди сглотнула голодную слюну.
— Садись, — мужчина с недовольным видом, точно она его грабила, плюхнул на стол тарелку с рагу, добавил, скривившись: — Одни кости, смотреть противно.
Анди стиснула ладони. Злость жаром плеснулась в лицо. Но есть хотелось до коликов. И она плюнула на обиду. В конце концов, чужой труд надо уважать. А тут… столько труда, что слюну девать некуда.
Села за стол.
— А руки мыть? — спросил толстяк, добавляя еле слышно: — Дикарка.
Скрипнула зубами. Этот северянин ее с ума сведет. Чистые у нее руки. Утром же умывалась. А этот… снова расходует воду почем зря. И сам он… дикарь.
— Давай иди.
Еще и полотенцем замахнулся.
Чаша терпения Анди медленно переполнялась. Однако еда… Вдохнула настоявшийся аромат. Пахло мясом, тушеными овощами и какими-то травами. Прям как дома на праздниках. И Анди смирилась.
Плеснула себе на руки, экономя каждую каплю. Получила окрик:
— Тщательнее мой.
Утешила себя тем, что толстяк скоро получит свое. Вот аккурат после обеда и получит.
Намылила мылом — еще одно извращение. Мылом надо тело мыть, да и то перед ритуалом, а руки можно и песком оттереть. Демонстративно отмыла каждый палец. Так же медленно, не сводя многообещающего взгляда с мужчины, вытерла руки полотенцем. Тот стоял посередине кухни с повелительным видом. Командир ножей, тарелок и котлов, ага.
Протянула руки, демонстрируя результат. Толстяк одобрительно кивнул и шагнул в сторону, освобождая путь к столу.
Первая ложка сама залетела в рот, и Анди, кажется, проглотила ее вместе с языком.
Было остро и не сладко. В Хайде любили даже мясо делать сладким, но толстяк готовил иначе. Пряно. Солоновато. И язык проглотить, как вкусно.
Очнулась, только когда ложка заскребла по дну миски. Взглянула испуганно — вдруг еда была не только для нее, но слуга был занят разделкой мяса.
— Закончила? — спросил, не поворачиваясь. — Тогда иди сюда. Запоминай. Показываю один раз.
И по доске бодро застучал нож. Анди подкралась. Ножом толстяк орудовал виртуозно — широкое лезвие так и мелькало.
— Мясо режешь не очень мелко, но и не крупно.
— Они любят мясо? — спросила Анди.
— Еще как. Ты смотри, спиной не поворачивайся, а то отгрызут что-нибудь. Хотя, — он смерил ее взглядом: — Что там грызть? Одни кости и торчат. Но слышал, горячая кровь их тоже привлекает.
Анди не слушала, завороженно смотря, как кусок мяса превращается в мелко порезанную массу. При этом толстяк болтал, крутил головой, а его руки словно ходили сами собой, но пальцы из-под лезвия не вылетали и кровь не брызгала
Впрочем, даже если бы слушала, в кровожадность дерхов она не верила. Разве что самую малость… Зато нож завораживал. И она сдвинулась, чтобы дотянуться до небольшого, явно использовавшегося для чистки овощей ножа.
— Потом берешь овощи, — следом за мясом на доску отправились уже почищенные кабачки, картофель и тыква.
В котелке забулькала вода, толстяк отложил нож мясника, отвлекся на закипевшую воду, всыпал туда круп.
Анди устоять не смогла. Уважительно взвесила в руке практически тесак. Примерилась. Покосилась на широкую спину и положила нож на место. Не, на такую тушу надо ножичек побольше. Иначе только слой жира и пробьет.
— Крупы замачиваешь с вечера, чтобы долго не варились. Запомни: никакой соли или перца. Нарубишь немного костей, — на доску шмякнулась птичья шея, — но их не варишь, кинешь сырыми, когда будет готово. Не забудь хорошенько перемешать. И самое главное, — он полез на верхнюю полку, достал бутыль, открыл и по комнате поплыл стойкий аромат рыбы, — рыбное масло. Три полные ложки. Не забудь.
Анди кивала. В голове возникали планы. Один за другим. Вот она разливает масло на полу, толстяк поскальзывается на нем, роняет на себя что-нибудь горячее или острое. Или вливает масло ему в еду, и толстяк весь день проводит в туалете.
— Жутко полезная дрянь, — поделился мужчина, принюхиваясь. Вылил на мясо три ложки, подумал и со словами «Лишней не будет» добавил четвертую.
— Мясо кидаешь последним, когда сварятся крупы и овощи. Десять минут, снимаешь с огня, добавляешь кости, остужаешь и все готово. Едят они перед закатом. Утром мы кормим их яйцами, творогом и рыбой. Даем молоко. Еще они любят яблоки, но здесь их, — вздохнул, — не достать.
— Сейчас забросим все вариться и выпьем холодненького, — толстяк вытер фартуком потное лицо. Склонился над котлом.
Холодненькое? Анди обвела взглядом кухню и заметила то, чего не видела раньше — кувшин. Подошла, подняла тряпицу — так и есть. В кувшине был ягодный отвар. Бросила быстрый взгляд на толстяка — тот был занят помешиванием варева в котле.
Пара быстрых движений — и напиток приобрел пикантную остроту.
— Главное, никаких приправ, чеснока там или лука. И мясо обязательно должно быть свежим. Брать будешь на леднике, — слуга указал на низенькую дверь, ведущую в подвал.
Анди прошлась по кухне с зажатым в руке мешочком. Ведро с водой стало следующей целью. Задумалась про молоко, но в ледник не пошла.
— Все, — толстяк отошел от котла, снова вытер лицо и, с видом человека, который вот-вот познает блаженство, налил себе полную кружку отвара. Поднял. Задумался. Покосился на девушку. Скорчил недовольную гримасу, но достал кружку поменьше, наполнил. Подвинул, сам же выхлебал за один раз почти полкружки. Замер. Маленькие глазки вдруг сделались на пол лица. Рот открылся широко. Кровь отхлынула от лица, чтобы тут же вернуться обратно, окрасив кожу в алый цвет.