А сейчас смотреть было тяжко и печально — везде следы разрушений, прежде густонаселенный город практически обезлюдел, хорошо, если тысяч семь народа сейчас насчитывалось. Причем христиан горстка, иудеев вообще нет, а оставшиеся жители смотрели затравленно на вернувшихся спустя восемь веков византийцев. А те в каждом захваченном городе, или освобожденном, тут с какой стороны посмотреть, обустраивались всерьез и надолго, и уходить оттуда не собирались от слова «совсем».
Император Петр готовился к этому походу четыре года, сразу же после освобождения Киликии от египетских мамелюков. Все прекрасно понимали, что нужно использовать громадное военное преимущество, что давала нарезное стрелковое оружие и единороги, над сарацинами — а под этим собирательным названием подразумевали все мусульманские народы. Шрапнель и пули Минье, хотя порой доходило и до картечи, буквально выкашивали вооруженных лишь холодным оружием, да луками, любых врагов, что бросались в самоубийственные атаки толпами, на конях, верблюдах или на своих двоих. Перевес в силах был чудовищный — с одной стороны беспощадный свинец и бомбы, с другой жертвенный порыв.
Наверное, так же англичане, выставив пушки и пулеметы, совершенно хладнокровно выкашивали махдистов в Судане. Таково противоборство цивилизаций, с главным постулатом — кто сильнее в данным момент, тот и прав. Это напоминало вечное движение всевозможных завоеваний, причем у каждой из сторон была своя истина, ив которой хотели убедить других, и собственная ложь, к которой постоянно прибегали. Но тут на дворе 15-й век, не 21-й — все происходящее было предельно искренне, хотя и жестоко само по себе. Даже ужасно — но все возвращалась на круги своя!
Христианское население Палестины и Леванта, составлявшее чуть ли не две трети от числа жителей, встречало византийские войска с ликованием — а мусульмане бежали от побережья вглубь пустыни, догадываясь, что их ждет. А оно и не мудрено — резня была одним из инструментов господства, когда за счет насильственного сокращения численности «инаковерующих», увеличивают процентную долю «правильно уверовавших». Можно также изгнать гяуров, но те, прекрасно понимая, что идти некуда, предпочитали переходить в чужую религию, чтобы спустя два-три поколения, чувствовать себя вполне своими среди религиозного большинства. Но этот процесс еще не достигнул половины пути, причем в прямом и переносном смысле — христиан тут было большинство, и даже в мамелюкском Египте православные копты составляли большую часть местного населения.
Надо отдать должное Петру — он целеустремленно делал то, что совершил и в реальной истории. Полностью подчинил себе не только православные церкви, но и грузинские с армянскими семь лет тому назад. И теперь начал «налагать длань» на восточные древние церкви, признававшие только первые соборы — всяких сирийских яковитов, ливанских маронитов, египетских коптов и прочих. И жестко, вплоть до самых крайних мер пресекал религиозную рознь, погубившую империю ромеев, когда константинопольские патриархи решили, что в своей политике они могут положиться на грубую силу императорского войска и бюрократии.
Петр Алексеевич подступил к этому делу и цинично, и прагматично — «хоть кукишем обмахивайтесь», как сказал он однажды староверам, «только двойную подать платите». А тут силой оружия стал внедрять полную веротерпимость между христианскими конфессиями и группами — удар дубиной по голове двух вступивших в спор есть великолепное средство для прекращения дискуссии на повышенных тонах, когда до мордобоя остаются минуты. А тут все славненько — государство всем выдало «люлей», кто не понял — повторило процедуру, но уже болезненней. И пусть все вместе истово молятся за императора и его победоносную армию, что защищает их конфессии и священнослужителей от неизбежной в будущем резни, если магометане их снова одолеют и захватят земли.
Населению эти дрязги только мешали жить, а новую власть они приветствовали и потому, что на три года крестьяне освобождались от податей, а потом должны были уплачивать только подушный, а в городах подоходный налог. Последний вполне терпимый — три шкуры драть никому не позволяли под страхом смерти. И администрацию подбирали заранее, из выпускников лицея — те служили императору, как и все подданные, и во время обучения ставку делали на воспитание, привитие чувства чести и верности. А взятки брать, куда без этого, значит, предавать императора со всеми вытекающими последствиями. Причем отбирали больше военных — у тех с понятием долга строго, брать будут, но в меру, в отличие от обычного чиновничества…