Как Вы думаете? есть ли надежда, что все это рассеется к осени?.. Дорогой Борис Николаевич! Вы не можете себе представить, как важно было бы для меня (отчасти и для Вас), если бы Вам удалось вырваться ко мне хотя бы на недельку… Посылаю Вам фотографию, снятую с меня братом[729]. Это самое удачное в «нуменальном» отношении. Если она Вам не нравится, отдайте Петровскому. Коля приготовит второй экземпляр осенью, если Вы оба желаете иметь такую.
Получили ли Вы мое письмо в ответ на Ваше, извещающее о кончине Вашего отца?[730] Я адресовал его в городскую квартиру.
Предлагаю эту карточку Вам, а не Алексею Сергеевичу, потому, что военная для Вас никакого смысла не имеет.
До свиданья, дорогой Борис Николаевич! Кланяйтесь Вашей маме… Анюта[731] шлет Вам привет и приглашает Вас к нам. Ваш Э. Метнер[732].
37. Белый – Метнеру
Вы, конечно, понимаете причину моего долгого, а может, и упорного молчания. Тому причин много: прежде всего нравственное утомление, сказавшееся после излишнего подъема; предэкзаменная суета, надорвавшая мои силы, сверхъестественная работа приготовления к экзаменам, наконец ужасное горе, сказавшееся сначала как мистическая радость, и только теперь возрастающее медленно, но верно; кроме того: множество вопросов никогда не решенных, которых я избегал, топя их в музыкальности, внезапно встали предо мной, прибавляя нравственной тяжести; наконец, моя декадентская прокаженность при не декадентской сущности – все это заставило меня утихнуть.
Помимо неожиданного потрясения все мелочные дрязги похорон и мелких распоряжений пали на меня, потому что мама, бывшая в деревне, только в день похорон приехала в Москву[733]. А эти послепохоронные дела с судебным приставом, со всевозможными официальностями!.. Приехав в деревню, я как-то сразу пал духом и от этого заболел даже физически. Слава Богу, Алексей Сергеевич и Вас<илий> Вас<ильевич> Владимиров, гостившие у меня[734], на время как бы облегчали мне мое ужасное состояние, а вот теперь оно вновь меня обуревает. Я вижу во сне отца, слышу его голос…
Я знаю, как неприятно получать письма, в каждой фразе которых сквозит нравственная утомленность; тем не менее пишу, чтобы Вы, такой мнительный человек, опять не подумали чегонибудь… неподходящего…
Благодарю Вас за карточку. Мне она по сердцу, хотя я имею нечто, совсем маленькое нечто против изображения, которое чуть-чуть не так передает Вас. Но еще раз благодарю. С каким бы я удовольствием воспользовался Вашим любезным приглашением – Вашим и Анны Михайловны[735] приехать в Нижний, и как мне это было бы важно, но некоторые обстоятельства задерживают меня при маме по крайней мере до зимы; одно из этих обстоятельств беспокойство за меня мамы, которая так нервно теперь хочет, чтобы я был при ней, и я это глубоко уважаю. Зимой же в ноябре, декабре я собираюсь в Нижний; тут у меня есть даже одна комбинация, относительно которой Ваше мнение мне было бы очень дорого…
Теперь я выброшен за борт. Все мои прежние предположения разбились. Я решительно не знаю, кто я, что я… А между тем, надо же мне что-нибудь делать, хотя бы для того чтобы иметь минимальные свои собственные деньги. Средства наши, кроме проблематической земли на Кавказе, за которую можно бы при хорошей продаже в близком будущем получить от 50 до 100 тысяч[736], состоят только в маминой пенсии (кажется, 1200 или 1500, не знаю) да в Тульском имении, которое может только себя окупать (оно заложено; приходится ежегодно платить 900 р. процентов в банк). Как видите, упорное мое нежелание пользоваться мамиными деньгами и иметь, хотя бы минимальные, свои, вполне обосновано… Но что мне делать?.. Писать в московских газетах я не могу, и не хочу после того, что они обо мне писали: вполне понятная щепетильность. На издаваемые книги рассчитывать не приходится. Остается или быть преподавателем, или идти в акциз[737], куда почему-то попадают очень многие естественники. Конечно, мне приятнее первое уже потому, что преподавание как-то чище, но 1) найти себе место в Москве крайне трудно, почти невозможно. 2) Я еще не знаю, могу ли я быть преподавателем со скандальной репутацией Андрея Белого, которого называют всем чем угодно вплоть до хулигана; тут-то и приходится считаться со своей прокаженностью. 3) Наконец, я не знаю, сумел ли бы я занимать место преподавателя.
728
Cлова Фауста в сцене «На предгорьи» («Auf dem Vorgebirg») из 4-го действия 2-й части одноименной трагедии Гёте. В подстрочном переводе: «Горизонт потемнел, и лишь то там, то здесь мелькает предвещающее что-то красноватое сияние. Оружие кажется уже покрывшимся кровью. Поля, леса, воздух, небо – все сливается в одну массу» (Фауст, трагедия Гёте / В переводе и объяснении А. Л. Соколовского. С. 269).
732
I. Язвительная статья. Ядовитое сопоставление трех фактов славянской жест(о)кости.
II. Неужели после расправы с Драгой [Имеется в виду жестокое убийство в ночь с 28 на 29 мая 1903 г. группой офицеров-заговорщиков (организация «Черная рука») короля Сербии Александра Обреновича, его жены – королевы Драги Обренович, двух ее братьев и четырнадцати приближенных. Королева была убита 63 ударами сабли и двумя револьверными выстрелами, после чего продолжались надругательства над их телами, которые были выброшены во двор королевского дворца и оставались там непогребенными в течение нескольких дней. В цикле «Мимоходом» Дробыш-Дробышевский обратился к государственному перевороту в Сербии дважды (см.: Нижегородский Листок. 1903. № 147, 2 июня. С. 3; № 150, 5 июня. С. 3); во второй статье он, в частности, упоминал об «ожесточении, которое выразилось в убийстве королевы Драги, поразившем Европу, но которое было встречено хладнокровно сербским населением».] можно считать этих мужиков братьями по крови и вере? я никогда не пойму этого тяготения к братушкам! Согласен с Леонтьевым [Подразумевается резко критическое отношение К. Н. Леонтьева к новым государственным образованиям, объединившим в конце XIX в. православные народы юго-восточной Европы (греков, румын, болгар, сербов); например, в статье «Плоды национальных движений на Православном Востоке» (1888–1889) он заявлял: «Все эти народы идут пока на наших глазах не в гору истинно-культурного обособления от Запада и органического своеобразного расслоения внутри, а под гору демагогического внутреннего уравнения и внешней всесветной ассимиляции в идеале „среднего европейца“» (
III. Следует посоветовать Кронштадтскому перестать писать. Он только компрометирует себя.
734
А. С. Петровский и В. В. Владимиров выехали из Москвы вместе с Белым, его матерью и теткой в родительское имение Серебряный Колодезь (Старогальская волость Ефремовского уезда Тульской губернии) 12 июня 1903 г., провели там вторую половину июня. См.:
736
Речь идет об унаследованном Белым после смерти Н. В. Бугаева участке земли вблизи Адлера. Ни в 1903 г., ни десять лет спустя, когда Белый вновь озаботился проблемой продажи этой территории, его намерения практических результатов не принесли. См.: Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка. СПб., 1998. С. 39.
737
Под «акцизом» (пошлина на продукты, производимые внутри страны) Белый здесь подразумевает, видимо, не только специальное управление, заведующее акцизными сборами, но и в более широком смысле чиновничью государственную службу.