Признавая правильными и перспективными для дальнейших исследований выводы Белого о стихотворном ритме, Томашевский подверг решительной критике его заключения о природе ритма в художественной прозе. В статье «О художественной прозе» [1202]Белый пытался отстоять мысль об отсутствии принципиальной границы между поэзией и прозой и обнаружить в прозаических текстах стихотворные метры в иных, более сложных и причудливых сочетаниях, чем в текстах стихотворных; разобранные им отрывки из Пушкина и Гоголя позволили говорить о двух метрических тенденциях (дактило-хореической и анапесто-ямбической), к которым тяготеет ритм прозы. Томашевский в статьях «Андрей Белый и художественная проза» [1203]и «Теория поэтического языка» [1204]продемонстрировал произвольность и субъективность этих заключений Белого, основанных на искусственных схемах. Отдавая дань новизне подхода к теме, «блеску неожиданных выводов и смелости широких обобщений», Томашевский выдвинул убедительные контраргументы и доказал, что в реальном, конкретном применении утверждения Белого представляют собой лишь «насильственное натягивание на факты ничем не подкрепленной теории» [1205]. Вероятно, возражения Томашевского оказали свое влияние на Белого: впоследствии он не предпринимал новых попыток истолкования ритма прозы в том же направлении. В книге «Ритм как диалектика и „Медный всадник“» Белый делает несколько попутных скептических замечаний по адресу «Теории литературы» Томашевского, но они представляют собой лишь намек на возможную полемику и не имеют конструктивного характера [1206].
Возвращались ли Белый и Томашевский в своих беседах летом 1933 г. в Коктебеле к стиховедческим темам, неясно: последующая их переписка, во всяком случае, указаний на это не содержит. Как бы то ни было, возможные несогласия по вопросам изучения стиха (к которым Белый по-прежнему относился очень горячо и заинтересованно) не воспрепятствовали быстрому установлению дружеских симпатий между ними. К. Н. Бугаева упоминает знакомство с Томашевским и его женой, Ириной Николаевной Медведевой-Томашевской (1903–1973) [1207], в числе важнейших событий лета 1933 г. в жизни Белого [1208]. Сам Белый, фиксируя в «Дневнике месяца (август 1933 года)» сведения о летнем пребывании в Коктебеле, отмечал: «Поместили нас в отдельном домике <…> потом поселилась чета Томашевских (он — стиховед, она — тоже), с которой произошло удивительное сближение: редкая, счастливая встреча, о которой вспоминаешь с благодарностью» [1209]. Регулярные встречи были прерваны в середине июля из-за внезапной болезни Белого и его последующего преждевременного возвращения в Москву. Наладившаяся вслед за этим переписка Белого с Томашевскими свидетельствует о том, что их случайное летнее знакомство переросло в глубокую дружескую привязанность, которая, безусловно, должна была развиться и укрепиться, если бы не тяжелая болезнь и последовавшая скорая смерть Белого (8 января 1934 г.). Переписка представляет собой прежде всего важный биографический источник (в особенности для характеристики последних месяцев жизни Белого), но содержит и благодарный материал для осмысления творческих воззрений писателя и ученого.
Письма Андрея Белого и К. Н. Бугаевой к Б. В. Томашевскому и И. Н. Медведевой-Томашевской печатаются по автографам из собрания Николая Борисовича Томашевского. Письма Б. В. Томашевского и И. Н. Медведевой-Томашевской к Андрею Белому и К. Н. Бугаевой печатаются по автографам, хранящимся в архиве Андрея Белого в РНБ (Ф. 60. Ед. хр. 69).
В комментарии использованы материалы из архива М. С. Волошиной, любезно предоставленные нам В. П. Купченко.
Москва. 3 августа <1933>.
Спешу Вам черкнуть из Москвы; спасибо сердечное за то дружеское участие и реальную помощь, которую Вы и Ирина Николаевна оказали нам [1210]. И еще более спасибо за ту радость общения, которую мы с женой вынесли из совместной жизни; с Вами обоими было так просто, незатейливо, человечно, музыкально. Я очень счастлив, что познакомился с Вами обоими; и, верьте: это — не слова.
Попав в Москву, я точно попал в дом отдыха; и переживаю блаженство безлюдия, сосредоточенности, тишины. Меня ужасно утомила людность последних недель в Коктебеле. Я по природе очень молчалив, внутренне тих и робок, а жизнь ставила меня года в положение выступающего, громко говорящего, нападающего и т. д. Отсюда постоянное чувство изнасилования своей природы и чувство депрессии.
Я давно осознал тему свою; эта тема — косноязычие, постоянно преодолеваемое искусственно себе сфабрикованным языком [1211](мне всегда приходится как бы говорить вслух, набрав в рот камушки [1212]); отсюда — измученность; и искание внутренной тишины.
С Вами обоими нам было так непроизвольно, тихо и просто. И мы невольно привязалис<ь> к Вам.
Надеюсь, что наша встреча в Коктебеле есть начало знакомства.Жду Вас очень в Москве к нам. А если Вы минуете Москву, напишите все-таки о себе из Ленинграда (я Вам вышлю свою книгу) [1213]. Еще раз спасибо; и всего всего Вам хорошего.
От жены сердечный привет Вам и Ир<ине> Ник<олаевне>.
Коктебель. 6 VIII <19>33.
Рады были получить от Вас известие о благополучном путешествии. Мы в свою очередь отлично вернулись бы в Коктебель, если бы пошли пешком [1215]. К сожалению, связанные билетом Союзтранса, мы принуждены были более часа сидеть у его конторы в ожидании починки автобуса. Первый опыт нашего путешествия подвигнул нас на дальнейшие экскурсии. Вчера мы посетили пешком Отузы [1216], но с меньшим успехом: Ирина Николаевна расклеилась и не может прийти в себя, хотя и храбрится, угрожая мне организацией пешеходной экскурсии в Кизильташ [1217]. Жизнь наша прежняя, но более людная = шумная. Писатели понемногу распоясываются в разных направлениях и третьего дня во главе с Ермиловым [1218]учинили безобразнейший пьяный ночной дебош. Наш хозяин тщетно на них щелкал затвором ружья. Впрочем, это было пока что один только раз.
Море и солнце те же. Ждем винограда, который обещают через 10 дней. В ожидании отрезаем <?> помидоры и огурцы.
Не забывайте нас и впредь. Мы с Ир<иной> Ник<олаевной> будем очень рады малейшей весточке от Вас [*]. Проходя мимо Волошинской дачи, невольно заглядываем на нижний балкон. Балкон пуст и дверь закрыта — очень грустно [1220]. Оба шлем Вам сердечный привет.
Как здоровье Бориса Николаевича? [1221]
16 августа 1933. Коктебель.
Уже приближается время нашего отъезда (21 августа), и мы торопимся употребить дни с наибольшей эффективностью. Недавно ходили на сутки (с ночевкой) в Ст<арый> Крым, а оттуда в армянский монастырь [1223]. Сегодня идем в Кизильташ. Очень рады были получить от Вас известия. Надеемся увидеть Бориса Николаевича совершенно здоровым.
Здесь мы живем совершенно уединенно. В доме отдыха одни сменяются другими, но мы не сталкиваемся ни со старыми, ни с новыми приезжими. Посещаем иногда Марью Степановну [1224]. 11 августа была годовщина смерти Волошина. Было чтение его стихов, кроме того Ауслендер делился воспоминаниями [1225]. Вероятно — завтра — 17 — снова будет нечто вроде поминального собрания [1226]. Вот и все события нашей внешней Коктебельской жизни. За то мы внимательно следим за солнцем и ветром, и разговоры о погоде для нас имеют особое значение!
1205
Там же. С. 34. Развернутую критику взглядов Белого на природу ритма в художественной прозе Томашевский дал и в докладе «„Наукообразные“ (Опыты подхода к изучению ритма художественной речи)», прочитанном в 1921 г. в Московском лингвистическом кружке и в ОПОЯЗе (текст доклада опубликован в кн.: Труды по знаковым системам. IX. С. 115–124).
1206
1207
И. Н. Медведева-Томашевская — известный историк литературы, специалист по пушкинской эпохе; подготовила научные издания сочинений К. Н. Батюшкова, Н. И. Гнедича, А. С. Грибоедова и др. В последние годы жизни работала над незавершенным исследованием, в котором впервые предметом анализа стала проблема авторства романа «Тихий Дон» (см.:
1210
Белый и К. Н. Бугаева выехали из Коктебеля в Москву 29 июля (
1211
Проблема авторского «косноязычия», трактуемого как способ описания таких «материалов сознания», когда в «быте душевном изделия старые износились; а новых изделий из взглядов, понятий, сюжетов, отчетливо образованных чувств еще нет», подробно разрабатывается Белым в «Записках чудака». См.:
1212
По преданию, таким образом преодолевал дефекты речи великий греческий оратор Демосфен (ок. 384–322 до н. э.): «Деметрий Фалерский пишет, что Демосфен уже в старости сам рассказывал ему, какими упражнениями он старался исправить свои телесные изъяны и слабости. Неясный, шепелявый выговор он одолевал, вкладывая в рот камешки и так читая на память отрывки из поэтов <…>» (
1213
Вероятно, имеется в виду роман Андрея Белого «Маски» (М.: ГИХЛ, 1932), вышедший в свет в начале 1933 г.
1214
Ответ на п. 1 и на письмо К. Н. Бугаевой от 31 июля 1933 г. Начало письма написано Б. В. Томашевским.
1215
Томашевские провожали Белого и К. Н. Бугаеву 29 июля из Коктебеля в Феодосию на поезд. В письме от 31 июля К. Н. Бугаева спрашивала: «Не устали ли после Феодосии?»
1217
Кизильташский монастырь в горах, в 7 км от Отуз, в стороне от Судакской шоссейной дороги.
1218
Владимир Владимирович Ермилов (1904–1965) — критик, литературовед; в 1932–1938 гг. — главный редактор журнала «Красная новь».
1220
Последние две недели в Коктебеле, со времени начала болезни, Белый прожил в так называемой «музыкальной комнате» на первом этаже дома Волошина. «…В этой комнате, как самой большой и прохладной, нас поместили, когда Б. Н. заболел», — вспоминает К. Н. Бугаева (
1221
10 августа 1933 г. К. Н. Бугаева отвечала Томашевским: «Сегодня получили Вашу открытку и очень обрадовались. Так привыкли к Вам в Коктебеле, что все время Вас не хватает. Грустно, что Ирина Николаевна все никак не начнет поправляться. Ведь уже пора! Радуемся, что у Вас и солнце и море. Но… лучше нам подальше от них. Дни стоят солнечные, но свежие, иногда почти осенние. Гуляем ежедневно не меньше трех часов, — конечно, не сразу. Б. Н. еще не был у доктора. Хочет немного отдохнуть просто дома. Резких болей нет, но голова все еще несвежая. В остальном все пока хорошо». На письме — приписка Белого: «Сердечный привет. Б. Бугаев».
1223
Старый Крым (Эски-Керим) — небольшой городок в 25 км от Феодосии и в 15 км к северо-западу от Коктебеля. В 4 км к западу от Старого Крыма расположен армянский монастырь Св. Георгия (Сурб-Хач), основанный в 1338 г.
1224
М. С. Волошина (1887–1976) — вдова М. А. Волошина. См.: Мария Степановна Волошина. О Максе, о Коктебеле, о себе: Воспоминания. Письма / Составление, подготовка текстов и примечания Вл. Купченко. Феодосия; М., 2003. В этом издании помещены фрагменты из двух писем М. С. Волошиной к И. Н. Томашевской от 17 января и 25 апреля 1934 г. (С. 248–249), в первом содержится отклик на кончину Белого.
1225
Сергей Абрамович Ауслендер (1886–1937) — писатель символистского круга (см. о нем: