И вновь перед нами стол, который «прочно наступил на пол толстыми дубовыми ногами», стол, который словно бы преследует автора и в Петербурге, и в Ташкенте, и в Москве.
Среди разложенных на его столешнице фотографий на глаза попадается одна, лежащая в стороне от общей семейной стопки, как бы особняком – пожилая седая женщина словно пытается заглянуть за наставленный на нее объектив фотографического аппарата, сосредоточилась на этом своем взгляде, губы ее плотно сжаты, и голова чуть наклонена вправо. Ее имя в своих воспоминаниях Ольга Алексеевна упоминает довольно часто – Мария Иосифовна, но, увы, информация об этом еще одном члене семьи носит разрозненный и сбивчивый характер, хотя именно эта женщина сыграла важную роль в судьбе Ольги Алексеевны, ее мальчиков и Алексея Алексеевича Кедрова, именно ей в 1970-х годах Андрей Битов посвятил свою повесть «Похороны доктора».
Мария Иосифовна (Йоселевна) Хвиливицкая (1892–1969) родилась в Могилевской губернии в семье оршинского мещанина Йоселя Гиршевича Хвиливицкого. После окончания в 1915 году Высших женских (Бестужевских) курсов, а в 1921 году 1-го Ленинградского медицинского института, она осталась работать в институте на кафедре факультетской терапии, которую возглавлял профессор Георгий Федорович Ланг – один из основоположников советской кардиологической школы, врач, под чьим личным наблюдением проходило лечение Максима Горького летом 1936 года.
В 1924 году доцент Хвиливицкая перешла в больницу им. Ф. Эрисмана, которую в тот момент возглавил Г. Ф. Ланг и которая стала основной базой для практического обучения студентов-медиков 1-го ЛМИ. В 1931 году в эту же клинику пришел 25-летний ординатор, а впоследствии научный сотрудник и ассистент Алексей Алексеевич Кедров, который, став аспирантом Георгия Федоровича, защитил под его руководством кандидатскую диссертацию. Значительную помощь в подготовке к защите ему оказала М. И. Хвиливицкая.
В 1934 году Алексей Алексеевич привел Марию Иосифовну в дом на 8-й Советской (в семью Кедровых она почему-то пришла, держа в руках «желтую Венеру Милосскую». Символ? Знак? К этому мы вернемся позже).
В некоторых источниках по истории Ленинградской кардиологии и госпитальной терапии профессор А. А. Кедров и профессор М. И. Хвиливицкая аттестуются как муж и жена. Но эта информация ошибочна.
Читаем в повести Андрея Битова «Похороны доктора»: «Мы имели все основания возвеличивать ее (М. И. Хвиливицкую) и боготворить: столько, сколько она для нас сделала, не сделал никто из нас даже для себя: она спасла от смерти меня, брата и трижды дядьку (своего мужа). А сколько она помогла так, просто (без угрозы для жизни), – не перечислить… Она была на пятнадцать лет старше дядьки, у них не было детей, и она была еврейка… И еще, что я узнал значительно позже, после ее смерти, она была как жена. Оказывается, все эти сорок лет они не были зарегистрированы… Сошло время – илистое дно. Ржаво торчат конструкции драмы. Это, оказывается, не жизнь, а – сюжет. Он – неживой от пересказа: годы спустя в нашем семействе прорастет информация, в форме надгробия.
А я из него теперь сооружаю постамент…»
Мария Иосифовна Хвиливицкая, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР, кавалер ордена Трудового Красного Знамени, участник войны, блокадница. Автор многочисленных научных работ и книг (выборочно): «Экспертиза трудоспособности после удаления легкого или его части» (1957); «Врачебно-трудовая экспертиза и трудоустройство при бронхоэкатической болезни» (1959); «О приспособляемости организма при резекции легкого» (1960); «Экспертиза трудоспособности при коронарном атеросклерозе» (1961); «Экспертиза трудоспособности и показания к трудоустройству больных инфекционным неспецифическим полиартритом (ревматоидным артритом)» (1968); «Г.Ф. Ланг» (М., 1969)…
Все это могло бы быть высечено на воображаемом постаменте надгробного памятника (стелы с барельефным портретом), под которым лежит «моя неродная тетя, жена моего родного дяди», что установлен на шестом участке Кленовой дорожки Преображенского еврейского кладбища в Петербурге. Но высечено все это не было, потому что подобного рода формальности претили «нашему кичливому семейству» (А. Г. Битов).