Но вернемся в Ташкент, который, как мы помним, был особенным городом для семьи Кедровых.
Здесь появились на свет все дети Алексея Константиновича и Александры Ивановны, и вот спустя 31 год они собрались тут снова.
Не все, разумеется.
А. К. Кедрова, его дочерей Елены и Марии уже давно не было в живых.
В блокированном Ленинграде остались «дядя Аля» – Алексей Алексеевич Кедров – и Мария Иосифовна Хвиливицкая.
Из детских воспоминаний Ольги Алексеевны Кедровой: «В Ташкенте мы жили на Касьяновской улице № 8. Дом был одноэтажный, в саду. На лесенке балкона редкостно-живая фотография папы с мамой».
И еще один кадр, который Битов будет рассматривать через 70 лет, когда окажется в Ташкенте и обнаружит, что теперь в доме его деда расположился Союз узбекских писателей.
А дом, где они жили во время эвакуации, в кадр не попал…
Исчез.
Растворился.
Затерялся.
Его теперь уже, наверное, и не найти.
«Я стою и верчу в руках пиалу… Я хорошо помню эту почерневшую трещину. Но вокруг пиалы не ходят парами ежики – просто это какой-то азиатский цветок или плод, свисающий на стебле с края чашки. Непонятный и довольно безвкусно нарисованный» («Бабушкина пиала» А. Г. Битов).
Автор великодушно отправляет в Ташкент самого себя в образе Монахова, мол, самому не удалось обнаружить блаженные руины, так пусть хоть Алеша Монахов попробует: «Монахов собрался в Ташкент совершенно неожиданно. Неожиданным было то, что он не только собрался, но и впрямь поехал… полумладенчество-полудетство Монахова провели они всей семьей в Ташкенте, но и после войны отец все что-то строил в Азии, какие-то громоздкие многолетние сооружения… Что-то у него там, смутно, было: собственный домик, чуть ли не тайная семья».
Так и вышло – персонаж обнаружил сюжетные линии, которых никогда не было в реальной жизни применительно к данной конкретной локации (Г. Л. Битов не жил в Ташкенте и ничего там не строил), но которые (линии) имели прямое отношение к тайным ящикам дедова стола, который и по сей день стоит в доме на Краснопрудной улице в Москве.
В сентябре 1944 года Александра Ивановна, Екатерина, Ольга, Олег и Андрей покинули Ташкент и вернулись в Ленинград («проскочили включенными в списки Консерватории») на Аптекарский проспект в дом 6, квартиру 34.
Сон Битова 2
Он еще не вполне он: он подходит для себя еще в третьем лице.
«Проснулся будто воскресший после длинного многочасового сна. Такую черно-белую пленку видел только в кино. Кино-погода. Кино-пейзаж. Кино-сон…» (из дневника Андрея Битова).
Дело во сне происходило в каком-то монастыре в местности со странным названием Небылое, то есть этого могло и не быть вовсе…
Монахи пилили дрова и складывали их на снег как в «Рублеве» у Тарковского.
Работали молча, поочередно выдергивая на себя черное, местами проржавевшее полотно двуручной пилы.
И вот теперь, проснувшись окончательно, автор недоумевал, почему его посетило именно такое видение, став невольно отзвуком (отсветом) событий более чем сорокалетней давности (этот сон он увидел в 1983 году), когда в блокадную зиму пятилетний Андрюша на кухне на Аптекарском пилил дрова вместе с тетей Маней (Марией Иосифовной).
Так их (события) он описал впоследствии: «Она, пятидесятилетняя… сердилась на меня, пятилетнего… Она обижалась на меня до слез в споре, кому в какую сторону тянуть, пила наша гнулась и стонала, пока мы спасали пальцы друг друга. “Ольга! – кричала она наконец моей матери. – Уйми своего хулигана! Он меня сознательно изводит. Он нарочно не в ту сторону пилит…” Я тоже на нее сильно обижался, даже не на окрик, а на то, что меня заподозрили в “нарочном”:, а я был совсем без задней мысли, никогда бы ничего не сделал назло или нарочно… я был тогда ничего, неплохой, мне теперь кажется, мальчик. Рыдая, мы бросали пилу в наполовину допиленном бревне. Минут через десять, веселая, приходила она со мной мириться».