- Обездолили! Даням конца нет!
- Всякая вина виновата. Редко в церковь ходишь - плати, поклоны творишь не усердно - тоже плати.
- У нас в амбарах сор да мыши, а у епископа кладовые от добра ломятся.
- Зря попов кормим…
- Чего смотрим, братья?
Прокопий заметил старика с длинной седой бородой, в кругленькой берестяной шапочке, обтянутой материей. Он ухватил старика за рукав:
- Дед, скажи, чего народ собрался?
Старик испуганно посмотрел, хотел вырваться, но Прокопий держал его крепко.
- Куда ты, обожди… Старик молча тянул рукав.
- Отпусти, чего привязался!
Молодой крепкий парень протиснулся к Прокопию:
- Что старика держишь, брось!
Прокопий посмотрел на парня, хотел за дерзость сбить с него шапку, но удержался. Здесь не пошумишь: как бы свою шапку не оставить…
- Хотел спросить, братцы, почто собрались здесь, у епископских хором.
- А тебе что! - наседал парень. - Ишь, какой выискался!.. Ребята, чего глаза пялите, дайте ему…
Прокопию пришлось бы плохо, как вдруг сзади закричали:
- Едут, едут!..
Показалось несколько телег, доверху гружённых решками с житом. По бокам шли епископские слуги.
- Братья, расступитесь, дайте проехать.
Рыжий парень выскочил из толпы и схватил коней под уздцы:
- Не пустим! Мы оголодали, а епископ продаёт хлеб втридорога!
- А сам учит в церкви: «Возлюби ближнего»…
- Дармоеды…
Три молодых послушника стояли около возов.
- Мы служим, мы не виновны, - пролепетал один, постарше.
- А вас и не трогаем.
- Позовите епископа.
- Пусть выйдет владыка к людям!
Наиболее проворный пробился через толпу, скрылся в переулке.
Старик в круглой шапочке обратился к людям:
- Не нужно трогать этот хлеб. Послушаем, что епископ скажет.
В воротах появился епископ Леонтий. В руках - высокий кипарисовый посох с серебряным навершием. Глаза злые, но сам спокоен: видно, не страшна ему эта голодная толпа, видел и не такое. Знал, куда ехал из далёкой Византии.
Положив руку на висевший на груди крест, епископ остановился и поглядел вокруг: красные потные лица, всклокоченные бороды, дикие глаза - «языческая толпа».
Увидев епископа, люди замолкли. Некоторые попятились.
- Почто шумите? - спросил Леонтий тихо. - Почто вызвали своего епископа?
Высокий старик, сняв шапочку, вышел вперёд:
- Гневается народ на твою несправедливость. Вконец разорил поборами. В городе глад и мор, а слуги твои наше же добро продают втридорога. Ответь нам, Почто сам нарушаешь то, чему учишь в церкви?
Епископ посмотрел на старика спокойно:
- Как смеешь ты допрашивать меня, помазанного митрополитом и патриархом!
- Не я тебя спрашиваю, владыка, а народ.
В толпе закричали, заулюлюкали. Епископ побелел исступлёнными от гнева глазами посмотрел на окружающих. Кто-то потянулся к золотому кресту, хотел сорвать.
- Прочь, еретики! На костёр вас! - крикнул Леонтий. - Как вы разговариваете с епископом? Именем этого креста прокляну, отлучу от церкви!
Прокопий оказался позади Леонтия. Нужно было бы вывести епископа из толпы, но как? Мечник хорошо понимал, что один он против толпы бессилен.
- Эй, парень, дай греку за наши слёзы! - крикнули Прокопию сзади.
- Да он сам породы боярской… Одного поля ягода…
Прокопий нащупал меч. Он решил обнажить его, если дело дойдёт до расправы.
- Расскажи нам, епископ, почему ты грабишь народ? - выкрикнул старик.
Вместо ответа Леонтий взмахнул посохом и ударил старика по голове. Толпа заревела, всколыхнулась. Кто-то оторвал с епископа золотой крест, потянул за рясу.
- Братцы, бери хлеб! - крикнул молодой парень, который всё ещё держал коней под уздцы.
Сдёрнули мешок с воза, в грязь тяжёлой золотой струёй посыпалось зерно…
ГЛАВА III
1
Алёшка с Николаем поехали в Суздаль за железом. У знакомого кричника [89] они нагрузили телегу крицами и собрались обратно. Только Николай взял вожжи в руки, как на площади ударили в колокол. Подняв голову, прислушался и Алексей. Удар был не сильный, - можно было подумать, что это мальчишки, балуясь, запустили в колокол палкой. За первым ударом торопливо, словно спеша обогнать друг друга, поплыли густые, тревожные звуки. Николай наскоро привязал лошадь и вместе с хозяином вышел за ворота.
- Сосед, почто в колокол звонят? - спросил кузнец пробегавшего мимо них человека.
- Не ведаю. Что-то стряслось…
На площади шумела толпа. Ожидали князя и бояр. Алёшка, как ни тянулся кверху, кроме спины стоявшего впереди мужика, ничего не видел. Алёшку толкали со всех сторон, больно отдавили ногу. Он вертелся и угрожающе растопырил локти. Начал было протискиваться вперёд, но остановился. Нужно было передохнуть. Снова упёрся головой в чьи-то бока, протиснулся под живую изгородь княжеских воинов, выстроившихся от теремного крыльца к церкви. Здесь его схватили за воротник и опять толкнули в толпу, но всё же он стоял теперь в первом ряду горожан. Он видел, как на крыльце перед толпой появился боярин. Поглаживая бороду, боярин ждал, когда народ смолкнет.
- Горожане! На золотом Киевском столе отошёл к праотцам великий князь Юрий Владимирович, сын Мономаха.
Все молча сняли шапки.
Пробившись к стенам княжого терема, Алёшка увидел, что и на крыльце плечом к плечу, в нарядных кафтанах стояли воины. Все ждали выхода Андрея.
В толпе зашумели:
- Тише, сейчас князь скажет слово, слушайте Андрея…
В первый раз увидел Алёшка князя. Широкое, скуластое лицо, густые, круто поднимающиеся от переносицы брови, спокойные и ясные глаза, смело глядящие вперёд. Не опуская головы, князь повернулся к собору и снял шапку. Перекрестившись трижды, поклонился народу.
- Суздальцы! - начал он, подняв руку. - Отец мой, великий князь Юрий Владимирович, отошёл к Богу. - Высоким звенящим голосом князь продолжал: - Надо ехать в Киев, добывать великокняжеский стол отца. Но я на этой земле родился и вырос. Здесь моя отчина. Бог отдал вас мне, а меня отдал вам в руки. Скажите, братья, хотите меня иметь у себя князем и головы свои за меня сложить…
Князь ещё что-то хотел сказать, но ему помешали. Вверх полетели шапки. Стоявшие вокруг бояре закричали хором:
- Оставайся здесь!.. Будь, князь, господином нашим!
Не всё понял Алёшка, что говорил князь, но вокруг кричали люди, он видел возбуждённые лица и сам снял шапку и кричал вместе со всеми.
Когда толпа начала расходиться, он чуть нос к носу не столкнулся с боярином Иваном. У часовни, ударяя себя в грудь, Иван Кучкович что-то говорил нескольким стоявшим около него боярам:
- Верьте, бояре, зря избрали!
- Испугался князь ехать в Киев - стол отца себе добывать! - зло хихикая, поддержал боярина худой старик с тощей рыжей бородкой.
- Постой, боярин! - схватил Ивана Кучковича Прокопий. - Скажи, какие ты речи держишь здесь перед людьми о нашем князе?
Иван остановился. Он посмотрел на незнакомца: по одежде, по смелости, с какой тот разговаривал с ним, догадался, что это милостник. У Андрея появилось много новых слуг, бояре их называли дворянами, а горожане - милостниками: они жили милостями князя.
- Какие речи? Хвалил я Андрея Юрьевича, - выдавил Иван из пересохшего горла. - А ты, видно, не знаешь, что я Иван Кучкович, старший брат боярина Якима. Пусти! - рвался он от дюжего воина.
Все смотрели на милостника выжидающе. Но видимо, слова боярина не произвели на него впечатления. Он всё ещё держал его за руку.
- Бранил ты князя Андрея, боярин, я сам слышал.
- Тебе-то, княжой слуга, может, послышалось… А вот кто ещё скажет, что я бранил?
- Ты слышал? - ткнул милостник пальцем в грудь другого боярина.
- Я плохого про князя нашего ничего не слышал.
- А ты?