Молча сидел у себя в ставке, закутавшись в тёплую шубу поверх кафтана, князь суздальский; сон бежал от его глаз; до рассвета ещё было далеко; снежная буря завывала. Сын Андрея, Мстислав, и боярин Жидиславич мирно спали. В голове Андрея длинной вереницей проносились картины его тревожной, полной опасностей жизни, вспоминал он свои походы с отцом, сидение в Вышгороде, тайный уход оттуда, прибытие в Боголюбово, постройку храма, объявление себя суздальским князем, Владимир…
Какое-то странное предчувствие томило князя. Всегда уверенный в победе, на этот раз, хотя дружина его вместе с союзными князьями значительно превосходила новгородских защитников, он чувствовал какой-то невольный трепет. Тайный голос говорил ему: "Остановись! Не иди на приступ!" Андрей старался побороть в себе это чувство, но не мог.
Запела труба.
Как встревоженный улей закопошился пробуждённый стан. Начались приготовления к приступу.
Было совершенно темно. На морозном небе только что стали тускнеть звёзды: рассвет надвигался. Перед суздальцами безмолвно лежала тёмная громада города. Глухо звенело вооружение ратников, да иногда тускло поблёскивал щит конного боярина.
К самым стенам дружина не могла подступить, опасаясь засады со стороны врага, и выслала впереди себя соглядатаев. Скоро вернулись последние.
- Новгородцы спят… Они не ожидают ночью приступа. Захватить город будет легко…
Боярин Жидиславич внимательно выслушал разведчиков, но всё-таки не решился идти на приступ, не переговорив предварительно с другими князьями.
Вскоре съехались они вместе и стали обсуждать, как вести бой.
- Ты, князь Олег, вместе с братом Игорем обойдёте тын с левой стороны! - сказал Мстислав Андреевич [67]. - Князья Ростиславичи, разлейтесь волной о правый бок его… Князья Глеб и Всеволод Юрьевичи зайдут ещё вперёд, к берегу Волхова, а я с дядей Владимиром и с другими князьями ударю прямо!
Все были согласны, план приступа был решён.
- Чтоб знали вы, когда зачинать, дружинник мой пошлёт калёную стрелу в город!
Князья молча разъехались. Приступ должен был скоро начаться.
Андрей, томимый предчувствием, вернулся в ставку; он готов был отказаться от намерения брать город. Колебание его усиливалось; он знал, что ещё можно всё остановить, предотвратить кровавую сечь, но самолюбие не позволяло ему решиться на последнее.
Ночь медленно уходила. Стан опустел.
- Нет, всё же остановлю я приступ! - решительно воскликнул Андрей.
Но было поздно. Послышались крики. Закипела сеча. Бой начался.
XXVIII
Всю ночь со вторника на среду молился новгородский архиепископ Иоанн в соборе перед образом Спаса. Тихо было во храме, чуть теплилась неугасимая лампада, освещая своим трепетным светом престарелого архиепископа, стоявшего на коленях и со слезами шептавшего слова молитвы.
Утомился старец. Тёмная ночь глядела в окна собора; холодно было архиепископу. И вот, когда, обессиленный долгим бдением, распростёрся перед иконой, услышал он глас от неё:
- Иди на Ильинскую улицу, в церковь Спаса! Возьми икону Пресвятой Богородицы и вознеси на "забрало" стены! Она спасёт Новгород!
Объятый страхом и трепетом, поднялся старый архиепископ и, шатаясь, побрёл к входной двери. Спящий снаружи придверник на стук его отворил засовы.
- Беги скорее к братии, разбуди всех! - приказал он служке. - И приведи сюда!
Быстро бросился послушник исполнять приказание старца. Вскоре у соборного храма собралась братия.
- Великое поведаю вам чудо! - проговорил Иоанн и рассказал своё видение.
- Идём, владыко, вознесём на стены Пречистую Владычицу! - сказали в ответ ему иноки.
Слух о видении архиепископа быстро разнёсся по городу.
Около церкви Спаса на Ильинской улице стояла густая толпа, когда иноки с песнопением вынесли святую икону из храма. Народ с умилением встречал Владычицу.
Архиепископ вместе с братией вознесли её на "забрало" стены.
В неприятельском стане было тихо.
Вдруг окружающую тьму со свистом прорезала калёная стрела, она впилась в щёку Богоматери.
В ужасе смотрели новгородцы на кощунственный удар.
Икона медленно сама перевернулась. Из глаз Владычицы заструились слёзы и упали на фелонь архиепископа. Поражённый народ безмолвствовал. Страшное чудо совершилось.
- Други, - тихо проговорил архиепископ, - Владычица скорбит за вас! Вы видели её чистые слёзы…
Старец вдруг весь преобразился. Помолодевшим, звучным голосом он громко закричал стоявшим внизу новгородцам:
- Люд новгородский, постоим за Пречистую!.. Воодушевление охватило толпу.
- Умрём за Владычицу! Постоим за Великий Новгород! - крикнули новгородцы и бросились за стены на врага.
На суздальцев нашло какое-то одурение. Они стали поражать стрелами друг друга и без всякой причины обратились в бегство. Всё смешалось: люди и кони в беспорядке бежали в разные стороны.
Новгородцы кинулись в погоню.
Поражение суздальцев было полное. Князья все спаслись, но дружинников пало немало, много их было также захвачено в полон. По словам предания, их было такое большое количество, что новгородцы продавали потом своих пленных за бесценок, по две ногаты за каждого, то есть по восьми копеек нынешних.
Упоенные победой, новгородцы, удовольствовавшись большим числом пленных, отказались от дальнейшего преследования врагов и возвратились в город.
Чудотворная икона Божией Матери торжественно была водворена на прежнее место в церкви Спаса. Народ дал ей название в память этого чуда "Знамение Божией Матери".
Печально было возвращение союзной рати. Коней оставалось очень мало, большинство из дружинников шло пешком. В довершение всего припасы окончательно истощились, наступил голод. Чтобы избежать голодной смерти, разбитая рать, несмотря на Великий пост, решилась зарезать коней и питаться их мясом.
Обманувшиеся в своих ожиданиях князья печально возвращались в свои уделы.
Невесел был и Андрей: его планы о сплочении уделов Северной Руси в одно целое рушились. Торжество Новгорода могло повлиять и на его собственные уделы, Суздаль и Ростов, ненавидевшие Владимир за его неожиданное первенство.
XXIX
Названые братья бились отчаянно, спастись удалось только одному Василько.
Фока был окружён новгородцами. Дюжие руки Кузьмы, работника Акинфия, схватили дружинника.
Несмотря на отчаянное сопротивление молодого суздальца, коренастый силач работник связал его, отвёл в дом Акинфия и посадил в боковушку. А сам снова бросился в битву. Горько было Фоке чувствовать себя в плену. Он видел, что их рать бежала, что новгородцы торжествуют победу.
"Продадут меня либо болгарам, либо угонят в далёкие леса на работу. И неведомо будет князю, что его верный слуга пропадает в неволе!" - думалось ему.
Молодой человек знал хорошо, что выбраться из подобного плена нелегко, но всё-таки пытался освободиться от связывавших его верёвок. Все усилия его были тщетны. Тонкие верёвки впились в тело и причиняли ему немалую боль.
В доме, куда его привели, по-видимому, никого не было: все ушли на защиту города. Совсем уже стемнело, надвинулся вечер. Фока почувствовал голод и жажду, но никто не приходил.
"Пожалуй, хозяина этого дома убили в битве, а про меня никто и не вспомнит: придётся мне, верно, погибнуть!" - снова пришло в голову дружинника.
Но точно в опровержение его думы застучал тяжёлый запор, дверь распахнулась, и в боковуше затрепетал слабый огонёк щипца.
- Ты где здесь? - услышал Фока женский голос.
Он поднял опущенную низко голову и взглянул. Перед ним стояла молодая девушка.
- Поди, ты, бедняга, изголодался? - сострадательно спросила она, и на её больших голубых глазах показались слёзы.
Не дожидаясь ответа, она положила рядом с пленником на лавку большой кусок чёрного хлеба, посыпанного солью, и поставила жбан квасу. Фока благодарно взглянул на нежданную посетительницу.
67
Мстислав Андреевич (1147-после 1172) - сын Андрея Боголюбского, руководивший походами на Новгород и Киев, в последнем случае отказался принять киевский престол, посадив на него дядю Глеба.