Но это не самое большое противоречие, с которым сталкивается такая теория. Тогда получается, что для ареста Иисуса и спешного суда над ним иудейские духовные вожди выбрали саму пасхальную ночь, когда все иудеи совершали свое главное празднество. Далее, окажется, что Пилат отпускал на Пасху одного заключенного уже после завершения пасхальной трапезы, и что распятие Христа состоялось в первый, самый торжественный день Праздника опресноков. И даже Симон Киренеянин, который шел в этот день «с поля» (Мк 15:21, ср. Мф 27:32 и Лк 23:26), не обратил никакого внимания на праздник и занимался обычным земледельческим трудом.
Если честно, в это трудно поверить. Получается, что и члены Синедриона, и Пилат выбирают для расправы над Иисусом самый светлый праздничный день в году. Да, они были жестокими и равнодушными политиканами, но они явно не были идиотами. Они должны были понимать, что бессудная расправа и страшная казнь в самый светлый день могут скорее спровоцировать то, чего они старались избежать: народные волнения. Наконец, к чему было так торопиться? Можно было подождать, пока пройдет празднество, или хотя бы самый первый его день, и лишь тогда устроить судилище и казнь.
Но спешка получает прекрасное объяснение, если мы предположим, что казнь состоялась как раз накануне Пасхи, как утверждает Иоанн. Тогда и Пилат отпускает узника как раз в тот момент, когда он еще успевает принести в жертву своего барашка и полноценно участвовать в празднике, и Симон Киринеянин заканчивает труд в предпраздничный день пораньше, чтобы успеть со всеми приготовлениями (почему это он шел с поля утром?), и члены Синедриона спешат на ночное судилище, чтобы закончить это грязное дело и со спокойной душой возлечь за праздничным столом.
Получается, прав Иоанн? Но что тогда делать со свидетельствами синоптических Евангелий?
По–видимому, стоит предположить, что они говорили не столько о начале непосредственно пасхальной трапезы, сколько о приготовлениях к Пасхе вообще. Вот уже пекутся опресноки, вот уже кто–то отправляется в Храм, чтобы успеть зарезать барашка… «В первый день опресноков, когда заколали пасхального агнца, говорят Ему ученики Его: где хочешь есть пасху? Мы пойдем и приготовим» (Мк 14:12, ср. Лк 22:7–9). Как мы уже выяснили, в «первый день опресноков», если понимать это выражение строго терминологически, готовить поздно: пасхальный агнец уже должен быть съеден. А вот в канун праздника задавать такой вопрос куда как уместно! Тем более что этого самого барашка еще, вероятно, предстоит купить, равно как и прочие припасы к празднику… Мы читаем, правда, не у синоптиков, а у Иоанна: когда Христос отправляет Иуду прочь, «как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нам нужно к празднику, или чтобы дал что–нибудь нищим» (Ин 13:29). Ясное указание, что в ту ночь люди только еще начинали приготовления к празднику.
Итак, можно представить себе такую сцену: накануне праздника ученики спрашивают Иисуса, где они встретят сам праздник. Еще бы, нужно столько всего приготовить заранее! С их стороны было бы крайне непредусмотрительно задавать такие вопросы в тот час, когда уже пора приступать к самому празднеству. Неожиданно Иисус посылает их в дом, где, оказывается, всё давно готово. Необычным был сам ориентир: мужчина, несущий воду (Мк 14:13, ср. Лк 22:10), ведь эта обязанность всегда считалась женской. Точно так же неожиданностью оказалась и «готовая горница» (Мк 14:15): оказывается, не надо ничего покупать, ни о чем заботиться, осталось только возлечь и насладиться пиром! Причем прямо сейчас.
В Лк 22:15–16 Христос говорит ученикам: «очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания, ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не совершится в Царствии Божием». Может быть, это и есть ответ на невысказанный вопрос: почему Он так поторопился с пасхальной трапезой? Почему Он позвал своих учеников на нее заранее, до того, как к ней приступили остальные жители Иерусалима? И тогда становится понятно, почему никакого барашка не упоминают и синоптические Евангелия. В эту ночь Агнец был среди Своих учеников. Плотью Агнца стал хлеб, который Он Сам преломил. А обычные пасхальные барашки еще только блеяли где–то около храма…
Ветхозаветная Пасха начиналась с заклания агнца и продолжалась трапезой. На Новозаветной Пасхе порядок был обратным, и синоптические Евангелия подчеркивают пасхальную природу этой трапезы, а Иоанн (который наверняка знал эти Евангелия и стремился их именно что дополнить) подчеркивает, что распятие и погребение Христа состоялось именно в то время, когда приносили в жертву тысячи пасхальных агнцев. Его крестная смерть и была той самой Жертвой, которая раз и навсегда сделала ненужными любые другие жертвоприношения.
И тогда получается, что никакого противоречия, на самом деле, тут нет: есть лишь разные взгляды, разные описания, разные аспекты одного и того же Таинства.
На богослужении в субботу перед Пасхой в храмах вспоминается весь долгий путь к Воскресению, и, в частности, читаются пятнадцать паримий (то есть отрывков) из Ветхого Завета. Это не просто краткая «историческая справка», но своего рода пунктирный взгляд на историю. Выстроены паримии не в хронологическом и не в каком–то ином формальном порядке, но, глядя на них, можно постараться понять смысл и внутреннюю логику именно такого их расположения. Вот они:
1.Бытие 1:1–13 говорит нам о начале сотворения мира, не доходя даже до сотворения человека. Эти строки напоминают нам, что для христиан Пасха— явление космического масштаба, меняющее жизнь всего мира.
2.Исаия 60:1–16, пророчество о грядущей славе Иерусалима, сразу же напоминает нам, что при всем своем космическом масштабе Воскресение произошло в конкретном городе и в определенное время, что оно глубоко связано с историей израильского народа.
3.Исход 12:1–11— этот отрывок описывает правила ветхозаветной Пасхи, которую и по сей день отмечают иудеи, вспоминая исход израильтян из Египта. Толпа рабов стала единым народом. Начиная с ночи того самого Исхода, евреи приносили на Пасху жертву: Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола… пусть заколет его все собрание общества Израильского вечером, и пусть возьмут от крови его и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его (Исх 12:5, 7).
В ночь первой Пасхи в Египте погибли все первенцы, но еврейские дома, отмеченные кровью агнца, остались невредимы: его смерть была искупительной.
Иоанн Креститель в самом начале служения Христа назвал его Агнцем, берущим на себя грехи мира, и христиане действительно верят, что Его жертвенная смерть была искупительной для всего человечества.
4.Далее целиком читается Книга пророка Ионы, что кажется очень странным. Здесь не упоминается ни о какой Пасхе, это вообще странная история о пророке, который не захотел исполнять повеление Господа и бежал прочь, но в конце концов вынужден был проповедовать в Ниневии, столице ассирийской империи (для израильтян само название города означало примерно то же самое, что для наших предков гитлеровский Берлин).
Еще прежде смерти Иисус говорил, что проведет во чреве земли три дня и три ночи, как Иона провел такое же время во чреве огромной рыбы. Это совпадение можно было бы считать внешним, но есть в книге Ионы и нечто другое: она рассказывает, что даже самый жестокий и извращенный город, Ниневия, тоже дорог Богу, что Господь желает не покарать его, а обратить к покаянию.
Новозаветная Пасха— праздник прощения и примирения Бога с людьми, и мы в каком–то смысле все выходцы из такой же Ниневии, хотя порой ставим себя в положение упрямого и немилосердного пророка, который «знает, как надо».
5.Иисус Навин 5:10–15— этот небольшой отрывок рассказывает о первой ветхозаветной Пасхе, которую израильтяне совершили после входа в Землю обетованную. Прежде мы слышали предписания о празднике, здесь идет рассказ об их исполнении.
6.Исход 13:20— 15:19 повествует о переходе израильтян через море при исходе их из Египта. Конечно, это событие произошло раньше, чем события пятой паримии, но здесь своя логика, связанная с праздником Пасхи. До сих пор шла речь о ритуалах, здесь же звучит ликование о сути праздника— состоявшемся Исходе.