Сколько раз за последнее постперестроечное двадцатилетие, когда наша страна (вернее, те, кто стоял у власти) сдавали все и вся – то, что сдавать было, как мы думали, нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах, вспоминался он, наш самый долговременный министр иностранных дел, жесткий, неуступчивый «Мистер НЕТ» советской внешней политики! Казалось, будь он, Андрей Андреевич Громыко, сейчас, сегодня в МИДе, не потеряли бы мы наши военные базы на Кубе и в Камрани, не лишались бы островов, нефтеносных шельфов, кусков территории вместе с ее гражданами, не теряли бы наших союзников и даже соотечественников, в одно мгновение вдруг ставших чужими нам и изгоями там, где они, волею судеб и политики государства, в свое время оказались.
Однако в не столь еще далеком по времени, но эпохальном по изменениям в жизни страны 1985 году именно он, Андрей Андреевич Громыко, верный ленинец и, как считалось, твердокаменный коммунист, выдвинул в генсеки Горбачева, столкнувшего СССР в хаос перестройки. Перестройки, разрушившей все, что они, коммунисты-ленинцы, так долго строили, опустившей страну и народ (в отличие от элиты!) в пучину бедствий и страданий, разрухи и межнациональных кровавых разборок и приведшей, в конечном итоге, к построению на месте великой державы с принципом социальной справедливости в основе ее Конституции – постыдного криминального государства с неслыханным разрывом в доходах его граждан, ставшего сырьевым придатком Запада. Перестройки, разрушившей не только нашу страну, но и весь мировой порядок, установившийся после Второй мировой войны, то хрупкое равновесие, удерживающее землю от ядерного апокалипсиса, сохранению которого дипломат и министр иностранных дел СССР Андрей Громыко посвятил всю свою жизнь.
Между тем к 1985 году СССР, по общему мнению, достиг на мировой арене максимального влияния. И даже американский президент Рональд Рейган после переговоров с Громыко сделал сенсационное заявление: «Соединенные Штаты уважают статус Советского Союза как сверхдержавы, и у нас нет желания изменить его социальную систему».
У США такого желания не было, а у нашей властной элиты оно вдруг появилось. Или не вдруг. Как бы то ни было, после смерти предпоследнего генсека Константина Черненко Андрей Громыко вдруг изменил своему постоянному принципу «оставаться вне партсхватки».
Как он потом объяснял: «Я не просто выступил на заседании Политбюро, а сразу же после его открытия, не раздумывая ни секунды, встал и сказал: «Предлагаю Генеральным секретарем ЦК КПСС избрать Михаила Сергеевича Горбачева». Весь смысл моего выступления сводился к тому, что другой приемлемой кандидатуры у нас нет. Меня первым поддержал Чебриков. Никакой полемики или дискуссии у нас не было. Политбюро единогласно проголосовало за Горбачева».
Вот так он сам, своими руками воздвиг на пьедестал высшей власти того, который результаты дела всей его жизни уничтожил, разнес в прах, в пыль, а стало быть, уничтожил, обесценил, приравнял к нулю и саму жизнь, ее главный смысл. А потом, добившись желаемого, выбросил из политики, из жизни государства как ненужную вещь, как лишнюю обузу и самого Андрея Андреевича, отправив его на пенсию.
Почему же это произошло? Неужели искушенный политик и дипломат Громыко, на которого с опаской смотрели во время переговоров такие зубры международной политики, как Киссинджер и Бжезинский, с мнением которого считались такие лидеры запада, как Черчилль и де Голль, не видел и не понимал, кого он выдвигает на высший пост государства? Мог ли он настолько плохо разбираться в людях, что, лишь оказавшись за бортом государственной власти, увидел истинную суть своего выдвиженца и позволил себе сказать сыну о нем: «Не по Сеньке шапка»? А до того заученно повторял навязчивые горбачевские мантры о «новом мышлении», гласности и демократии и даже заявлял, что «у нас сложилось руководство, достойное великих задач, вставших перед страной на новом переломном этапе развития советского общества и на новом этапе развития международной обстановки». И неужели действительно не было «другой приемлемой кандидатуры», которая сумела бы и необходимые изменения произвести, и страну не разрушить вместе со сложившимся в ней строем? Или все же, говоря о социализме «с человеческим лицом», было задумано этот строй разрушить, а страна пала жертвой?