вовсе не отменявшей приверженность семье, домашнему хозяйству, куда она погружалась с тем
же живым интересом, с каким занималась литературным творчеством. А из совокупности этих
черт слагалось то, что он подсознательно чувствовал и искал как материнскую защиту, оберег от
бед, надеясь, по словам поэта, спрятаться в мягкое, женское. Как бы там ни было, но и по его
собственным признаниям, и по сторонним наблюдениям, женщину он искал всякий раз, когда
нуждался в энергетической подпитке, когда чувствовал предел жизненных (или творческих)
сил. Может быть, через каждую новую его подругу и поступала и в тело, и в душу энергия
материнской любви и заботы…
Как-то в начале 1930-х годов Василий Качалов предложил Петру Кончаловскому поехать
на Николину Гору, поселок близ Перхушково. «Место отличное, на крутом берегу
Москвы-реки, — уговаривал артист приятеля. — Там построили дачи Отто Шмидт, Вересаев,
Семашко, и еще есть свободные участки. Съездим!»
Качалов выбрал себе участок в сосновом бору, на склоне горы, и уговаривал
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
33
Кончаловского взять соседний. Но тот отказался: «Не люблю я эти карандаши — сосны. Я
люблю совсем другие пейзажи, я люблю лес смешанный, где птиц много…». А через двадцать
лет, когда, по воспоминаниям Натальи Петровны, отец зимой приехал к ним на дачу (Качалова
уже не было в живых), он вышел в сад, увидел соседний дом Качаловых-Шверубовичей и,
задумавшись, сказал: «Вот поди ж ты! Все-таки этот участок достался нашей семье!»
«Тогда же отец, — рассказывает Наталья Петровна, — решил писать мой портрет на
зимнем фоне, в меховой шубе и кружевном платке поверх меховой шапки. Так на Николиной
Горе в 1953 году был написан папой мой последний портрет…»
Глава четвертая Отцовская ветвь. Детский секрет патриарха
…И вот уже я в той Стране,
Где я увидел свет,
И, как ни странно, снова мне
И пять, и десять лет.
С. Михалков. Мой секрет
1
В младенческих истоках биографии Сергея Владимировича Михалкова, года за четыре до
революции, случилось событие, явно символическое.
Няня Груша прогуливала малыша в детской колясочке. Та неожиданно двинулась с места
и, подобно знаменитой коляске из еще не созданного фильма Эйзенштейна «Броненосец
«Потемкин», покатилась под горку, набирая скорость. Няня погналась за убегающей коляской, в
которой, заходясь, плакал ребенок. Не догнала. К счастью, в гору поднимался какой-то
бородатый мужик. Он-то и сумел поймать ее, чем спас младенцу жизнь. Но при этом ребенка
страшно напугала огромная борода спасителя. С этого момента Сережа начал заикаться, что в
дальнейшем стало его своеобразной визитной карточкой.
Сергей Владимирович своего речевого дефекта никогда не стеснялся, а, напротив,
хитроумно использовал его в отроческие годы, чтобы заработать, например, «тройку» у
сердобольной учительницы при совершенном незнании урока.
Пользовался этим фирменным знаком отца и его старший сын, когда возникала, скажем,
необходимость заполучить дефицитные билеты для себя и своей девушки в какой-нибудь
труднодоступный по тем временам театр. На чем и был однажды пойман отцом, случайно
оказавшимся в том самом месте, куда звонил предприимчивый сын.
Итак, младенца Сережу Михалкова напугала вовсе не опасность разбиться, а бородатый
лик мужика, остановившего коляску. Как это похоже на те «знаки», какие встречаются на
страницах пушкинской «Капитанской дочки» в связи с другим бородачом, не только спасшим от
гибели дворянского отпрыска, но и сыгравшим важную роль в его становлении. А ведь
поначалу Петруша Гринев сильно был напуган «русским бунтом, бессмысленным и
беспощадным»…
История со злополучной коляской прочно задержится, похоже, уже в памяти сына, как и
другие моменты из жизни отца. В особенности те, конечно, которые впрямую связывались с
переживаниями и жизнью самого Андрея. Они, в свою очередь, обретали символический смысл
и становились художественными образами.
Впрочем, возможно, генетическая память Кончаловского хранит вовсе не эти, а другие
образы. Но когда я вижу в его «Дуэте для солиста» коляску, несущуюся с горы, невольно ищу
аналогию. В фильме это инвалидная коляска. На нее обречена героиня. И катастрофический бег
коляски есть символ крушения последних жизненных опор в судьбе знаменитой скрипачки. В
более широком смысле можно увидеть здесь и детскую хрупкость, неверность человеческого
бытия, в чем и состоит его действительный трагизм, отзвуки которого живут в картинах
Кончаловского.
Отчего же похожие события из жизни Андрея и его семьи, в самой жизни
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
34
свидетельствующие скорее о подарках судьбы, в его картинах превращаются не в дары, а в
удары фортуны?
Сергей Владимирович Михалков в советское время опасался поминать о своем
происхождении и в анкетах показывал: из служащих.
Однажды (уже во второй половине 1990-х, кажется) он долечивал перелом бедра в
санатории в Назарьеве. Его проведал старший сын. «Видишь это окно? — указал отец сыну. —
Из него папа кидал мне шоколадные конфеты. А я стоял вот здесь. Это было наше родовое
имение, наш дом. А возле церкви похоронен твой прапрадед, его супруга и многие из нашей
родни».
Михалковы — древний род, пошел из Литвы. В поздних автобиографиях своих Сергей
Владимирович цитирует сборник «Старина и новизна» (кн. XXVII, 1914): «Михалковы в
свойстве с Шестовыми, родом Великой Старицы Марфы Ивановны, матери Царя Михаила
Федоровича. Первым «постельничим» вновь избранного Царя был человек ему не сторонний, а
именно Михалков…».
Первый постельничий Михаила Федоровича, Константин Иванович Михалков, был
наместником трети Московской (скончался в 1628 г.). Федор Иванович Михалков служил
воеводой в Романове, Тотьме и Чебоксарах. В Смутное время, в годы иноземного нашествия на
Русь, сохранил верность Отечеству. В 1613 году «за службу против польских и литовских
людей» и за «московское сидение» ему была пожалована вотчина.
В Государственном историческом музее в Москве, Российском государственном
историческом архиве Санкт-Петербурга, государственном архиве Ярославской области, в
других архивах страны, в том числе и в ЦГАЛИ, хранится большой семейный архив рода
Михалковых. Здесь можно обнаружить грамоты, челобитные, около 14 тысяч листов семейной
переписки от середины XXVII до начала XX века.
А в Рыбинске, невдалеке от которого, в селе Петровское, находилась усадьба предков
Михалкова, есть музей, почти полностью состоящий из предметов, принадлежащих их роду…
В свое время в запасниках Рыбинского музея были обнаружены иконы, составляющие, по
словам Сергея Михалкова, духовную ценность семьи и разыскивавшиеся поэтом в течение
многих лет. На обороте одной из них, «Богоматерь Владимирская», значилось: «Сим образом
благословили служителя своего Феофана Григорьева г-н Сергей Владимирович Михалков и
супруга его Мария Сергеевна Михалкова в 1830 году апреля 27 дня, а написан оный образ около
1650 года прадедушкой Сергея Владимировича Михалкова Петром Дмитриевичем Михалковым,
что в Петровском близ Рыбинска».
Сергей Владимирович мечтал о том времени, когда эти реликвии покинут запасники музея
и перекочуют в семью. Он с гордостью поминал в автобиографии своих предков, испокон веку
защищавших Отечество.
Так, прапрадед поэта Сергей Владимирович Михалков (1789—1843) служил в