Андрею оставалось только покориться. Время притупило острую тоску первой разлуки с родиной. Он понемногу свыкся с мелкими заботами и огорчениями эмигрантской жизни и стал ценить глубокое наслаждение беспрепятственного доступа ко всем сокровищам европейской мысли. Таким образом он провёл три года спокойного, безмятежного существования, оживляемого только лихорадочным ожиданием известий из России.
Ожидания его не были напрасны. После короткого перерыва слабо тлевшее революционное движение разгорелось с удвоенной силой. Андрей обрадовался новому предлогу для возвращения и написал друзьям с энергией и красноречием, так редко встречавшимися, к сожалению, в его более обработанных литературных произведениях. Теперь не было больше причин для отсрочки, и действительно, через несколько недель он получил ответ в письме Жоржа.
– Наконец-то! – повторял он, медленно меряя шагами свою комнату и обдумывая предстоящую поездку.
В его голосе слышалась не радость, а странное спокойствие с оттенком меланхолии. Арест Бориса? Да, но это не всё. Мысль о возвращении на родину потеряла долю своей прелести. Его самого удивляло и даже огорчало это спокойное настроение; судя по своему былому страстному томлению по родине, он заранее предвкушал тот восторг, которым наполнит его душу призыв друзей.
Теперь, когда наконец желание его исполнилось, ему все показалось так просто и естественно, что он почти забыл о тысячах вёрст и многих опасностях, еще стоявших между ним и его целью. Однообразные впечатления эмигрантской жизни исчезли, он мысленно был опять в Петербурге, среди знакомой обстановки, как будто он только вчера с нею расстался. Он принялся хладнокровно обдумывать важные вопросы, содержавшиеся в письме Жоржа, и рассердился на друга за предположение, что так легко переубедить его. Нет, до этого еще далеко! Он вполне одобрял последние террористические акты, но не соглашался с их объяснением. Стремление организации сосредоточить всю власть в руках исполнительного комитета ему очень не нравилось. Он решил прежде всего растолковать Жоржу всю опасность такой системы. Его мысль оживилась, он постепенно разгорячился под влиянием своего воображаемого спора и стал быстрее шагать по комнате.
Громкий стук внезапно прервал его монолог и вернул к сознанию действительности. Стучал нижний жилец, потерявший всякое терпение от бешеного шагания Андрея. С помощью метлы он телеграфировал о своем неудовольствии беспокойному соседу верхнего этажа.
– А-а, – проговорил Андрей, – это господин Корнишон. Бедняге хочется спать, и ему нет решительно никакого дела до судеб русской революции!
Чтобы показать, что он извиняется, Андрей моментально остановился и не двигался с места, пока стук не прекратился. Спать ему не хотелось, и так как он знал, что не сможет усидеть смирно на одном месте, то решился воспользоваться прелестной весенней ночью и пойти прогуляться. Он затушил лампу, запер дверь и, по обыкновению, положил ключ под коврик перед дверью.
Глава II
В уединении
Хорошо зная дом, Андрей ощупью спустился по темной лестнице и вышел на свежий воздух. Ночь была ясная и тихая, полный месяц светил с небесного свода. Андрей направился вниз по своей узенькой улице и, повернувши налево, прошёл через маленький сквер, где возвышалось несколько гигантских вязов; предание гласит, что под ними любил отдыхать Жан-Жак Руссо[4]. Продолжая идти по тому же направлению, Андрей через несколько минут очутился на открытой площади против Ботанического сада, решётка которого чуть поблёскивала своими золочёными остриями на тёмном фоне экзотических растений. Мягкий ветерок навевал прохладу. Жадно вдыхая бодрящий ночной аромат, он чувствовал себя совершенно обновлённым. Им овладело особое чувство радости: он радовался окружающей природе, своему спокойствию духа, своему физическому здоровью и силе, придававшей особую эластичность его членам. Ему хотелось двигаться, идти куда-нибудь… но куда?
4
Жан-Жак Руссо (1712–1778) – французский писатель и мыслитель эпохи Просвещения, родившийся в Женеве; его литературные произведения имели большое значение для подготовки и развития Французской революции конца XVIII столетия. Проповедовал «возврат к природе» и призывал к установлению полного социального равенства.