Он успел родиться ещё 7 марта, но счастливым родителям вздумалось слегка изменить дату рождения – пусть их мальчик станет подарком собственной матери и вообще всем женщинам к Международному женскому дню 8 Марта. Так официальной, «паспортной» датой рождения Андрея Миронова стало 8 марта. Не исключено, что родители надеялись на то, что у сына, родившегося в праздничный день, вся жизнь будет сплошным праздником. Актёры в подавляющем большинстве суеверны, и у каждого есть свои заветные приметы.
1941 год. В Европе уже давно свирепствует война, а советские люди продолжают строить коммунизм. Или социализм, какая, в сущности, разница. Тревожные предчувствия конечно же витают в воздухе, но им почти никто не придаёт значения. Все твёрдо усвоили, что «если вдруг нагрянет враг матёрый», то «мы не допустим снова быть беде», погоним его «по земле, по сопкам, по воде», добьём в логове и «водрузим над землёю красное знамя труда».
Радио и пресса ежедневно рапортовали о новых достижениях, свершениях, победах или хотя бы просто о перевыполнениях планов, народ уверенно, твёрдой поступью шёл по указанному партией пути, и светлое будущее виделось таким близким, что его, казалось, вот-вот можно будет пощупать рукой.
Вскоре после родов Мария Владимировна вернулась на сцену. Андрюше нашли няню, свою, из театральных кругов, долгое время служившую в артистической семье. Няню звали Анной Сергеевной, она недавно разменяла восьмой десяток, но была бодра и сноровиста. Не исключено, что поддерживать себя в форме Анне Сергеевне помогала полынная настойка, рюмку которой она неизменно принимала в обед. Как и положено выходцам из Нижегородской губернии, Анна Сергеевна налегала в речи на «о». Кроме того, она по-простонародному коверкала слова, что не замедлило сказаться на речи маленького Андрюши, которого впоследствии пришлось переучивать.
Дирекция Театра миниатюр ценила свою «приму» Марию Миронову настолько, что регулярно отправляла за малышом машину. Андрюшу привозили в театр, чтобы мама, ненадолго отлучившись со сцены, могла бы дать ему грудь. По тем временам это была неслыханная привилегия, как нельзя лучше характеризующая положение Марии Владимировны в театре.
13 июня 1941 года ТАСС в своём сообщении заверил граждан, что слухи о «близости войны между СССР и Германией» ложные.
Вечер последнего мирного дня Мария Владимировна и Александр Семёнович провели в ресторане, в богемном ресторане Клуба театральных работников, который на весну и лето переезжал из Старопименовского переулка в небольшой садик на Страстном бульваре. Садик этот находился при доме № 11, занятым журнально-газетным объединением, сокращённо «Жургаз». Соответственно садик именовался садом «Жургаза».
Это было славное место, где по вечерам играл знаменитый джаз-оркестр Александра Цфасмана, место, где собирались только свои, ведь для того, чтобы попасть в ресторан, требовался специальный пропуск. Ресторан Дома Грибоедова в «Мастере и Маргарите» описан Булгаковым с натуры. Прототипами послужили два известных столичных ресторана – при Доме Герцена[1] и при Клубе театральных работников.
Кстати, прототипом директора ресторана Дома Грибоедова Арчибальда Арчибальдовича послужил Яков Данилович Розенталь, директор ресторана Клуба театральных работников. Он и впрямь был черноглазым красавцем во фраке, разве что без «кинжальной бороды».
…Ужин был в некотором смысле прощальным – послезавтра, 23 июня, Менакер уезжал вместе с труппой на гастроли в Армению, а Миронова была вынуждена остаться в Москве с Андрюшей. На самом же деле вечер в ресторане оказался прощанием с прежней, довоенной жизнью. Той жизнью, которая иногда казалась такой трудной, но на самом деле была светлой и безоблачной. Разумеется, гастроли отменили и Александр Семенович остался в Москве с семьёй.
Война поначалу не нарушила театрального расписания. Шли заявленные спектакли и срочно готовился к выпуску антифашистский спектакль, для которого Менакер писал пролог и музыку. Война была где-то далеко.
Да, война была далеко, но она быстро приближалась к Москве. В ночь на 22 июля германская авиация начала бомбёжки. «Граждане, воздушная тревога!» – скоро эти слова станут привычными, можно даже сказать – обыденными.
Услышав сигнал воздушной тревоги, родители хватали четырёхмесячного сына и, вслушиваясь в нарастающий гул моторов, спускались в бомбоубежище – подвал своего же дома.
1
Дом Герцена, в котором когда-то родился автор «Былого и дум», расположенный по адресу Тверской бульвар, 25, в 1920-е годы был занят рядом литературных организаций, самыми крупными из которых были РАПП – Российская ассоциация пролетарских писателей и МАПП – Московская ассоциация пролетарских писателей.