18…неправда и противозаконность…
Пусть и тысячекратно узаконенное в «здесь-бытии», в естественном порядке мира сего (в хайдеггеровском Dasein), время всё равно остаётся для чувства человеческого незаконным, насильническим. Душа и сердце знают больше, знают лучше. Мудрость сердца ближе к Истине, чем тощий рассудок. Платонов говорит так: «Когда умерла его жена… Пухова сразу прожгла эта мрачная неправда и противозаконность события» («Сокровенный человек»). Вот именно, «противозаконность»! Закон смерти, продиктованный человеку временем падшего мира, для сердца человеческого остаётся «мрачной неправдой», ибо интуицией подсказано, а в сердечном чувстве пережито и таким двояким образом неотменимо дано человеку превышающее знание, что он сотворён для вечности, а не для времени, что «Бог не сотворил смерти»./Прем. 1, 14/
Владимир Эрн так говорит о смерти: «…смерть наша всегда приближается к нам против нашей воли. Мы не хотим её, а она приближается. Мы бы сделали всё, чтобы прогнать её, но она, смеясь над нашим бессилием, приходит и совершает с нами то, что нам противно и страшно. Таким образом, смерть всегда насильственна. Смерть же насильственная есть смертная казнь». Хайдеггеровский рассудок, восстающий против «философии чувства», пытается легитимировать смертную казнь и делигитимировать любой духовный протест, любое восстание сердца против безжалостного «порядка вещей» столь милого ему Dasein.
Всевластие времени переживается глубиной человечности, как тирания узурпатора. «Пан темпос»[6] мира сего есть пожизненное тюремное заключение со смертной казнью в конце, и Дух человеческий, сердце человеческое никогда не смирятся с этим. Нелепо в аспекте материалистическом и совершенно внятно в аспекте религиозном восклицание Вл. Эрна: «Мы должны освободиться от двух вещей: от господства над нами времени и от господства над нами смерти». Мы вновь обращаемся к Андрею Платонову, к его потрясающим духовным прозрениям: «Чепурный положил голову на руки и стал не думать, чтобы скорее прошло время. И время прошло скоро, потому что время – это ум, а не чувство…» («Чевенгур»). Время – это ум, а не чувство. Время – это умственное отражение и упорядочение того, что происходит с нами, что протекает мимо нас, отдаляясь в измерениях всё того же умственного взгляда. У Бродского есть сходная по мысли строка: «Время же, в сущности, мысль о вещи». Для чувства не существует времени, для чувства нету вчера, для него нету и завтра, а есть сгусток экзистенции, где всё неразрывно, всё сейчас, где прошлое так же остро, так же близко, как настоящее, где очевидный для ума факт, что жизнь прошла, совершенно не ощущается сам по себе, не убеждает чувство, а лишь насилует душу холодом умственного приговора. Вот так это рисует Платонов: «Назар обнял мать. Она была сейчас лёгкой, воздушной, как маленькая девочка, – ей нужно начинать жить сначала, подобно ребёнку, потому что все силы у неё взяло терпение борьбы с постоянным мученьем, и она не имела никогда свободного от горя остатка сердца, чтобы чувствовать добро своего существования; она ещё не успела понять себя и освоиться, как наступила пора быть старухой и кончаться» («Джан»).
6
«Пан темпос» – мой личный термин, образующий бинарную оппозицию с термином «Пан Теос». Религиозно-философская мысль преодолела исторический пантеизм, как грубое отождествление Бога с падшей природой, но она боится и всякого пантеизма, тогда как определённым образом понятый, пантеизм есть, быть может, одно из глубочайших доступных человеку откровений о Боге и Божественной Жизни. Ошибка традиционного пантеизма лишь в том, что он отождествлял Бога с актуальным мирозданием, то есть с наявным падшим миром. Но падший мир, – падшая природа и падшая тварь, – не есть Истина Творения Божия. Этот мир есть, пусть и неполное, но именно отпадение, искаженная проекция Истины в падшести, то есть уже неистинность, ложь, болезнь Творения. Сумма мира, в котором мы живём и сознаём себя, есть изувеченность бессущностным, искаженность ничтожащей властью зла, вошедшего в Творение через сатанинский обман и человеческий грех. В искаженный грехопадением мир Истина впервые возвращается лишь тогда, когда человек сознаёт неистинность мира и самого себя. Всё остальное лишь мучительные подступы к Истине, продирание сквозь ложь искаженного мира. Духовно-экзистенциальный путь падшего человека, поскольку человек его совершает, есть сначала путь к первоистине собственной и мировой неистинности, к открытию фиктивности «истин мирских», затем откровение Бога, как Истины подлинной, и после этого уже путь в Истине, наивысшая ступень восхождения экзистенции в тран-сценденцию, которую мы определили как сознательную веру в Бога. Только к этому высшему этапу становления персоны относятся слова Иисуса Христа: «Я есмь путь, истина и жизнь» /Иоан. 14, 6/. До того, как человек осознал неистинность себя и мира в богоотпадении, до откровения Бога как единственной Истины, все пути человечности ведут в мировые тупики. Вечность – «Пан Теос» – это и сам Бог, и Его эротическая Воля, и всё, что Он творит. Тварный космос и всё его тварное содержание вечны, «пан Теистичны» по духовной своей первосущности, но вечность тварная хрупче, поскольку зависит от человека, которому Бог дал свободу и власть над Творением. Тленность тварного бытия не есть Божие намеренье. Тленность связана с грехом человеческим, с повреждением духовной первосущности мира и отпадением от Бога, с падением тварности в противоположное вечности небожественное состояние, которое мы знаем как время. Пан-Теизм не выражает актуальное состояние мира. Это состояние скорее может быть определено как пантемпизм – царство времени. Творение тленное – это уже не «Пан Теос», это «Пан темпос» (не «всё Бог», а «всё время») – болезнь мира, его плен, изувеченность обремененьем, частичное отпадение в ничто.