А я вот думаю совсем наоборот, наш класс куда лучше других. И особенно после того, как у нас стала работать классным руководителем Елена Михайловна.
За зиму мы не раз ходили всем классом в кино. Потом — в Отрадное на нефтепромыслы. Было еще несколько лыжных походов в подшефное село Березовку. Даже с концертом в колхозном клубе выступали, и про нас в областной комсомольской газете писали. Ну что, мало этого? Пожалуйста, еще: вместе с ребятами из девятого «А» наши мальчишки (Максим, Борис, Колька Мышечкин) оборудовали в декабре школьный радиоузел. А наши вечера «Далеких путешествий и странствий»? Кто их придумал? Елена Михайловна! К нам на эти вечера ребята из других классов ходят.
А тот, осенний мой случай? Если бы не Елена Михайловна, может, я тогда... школу даже бросил бы.
Это в то время, когда я нахватал, как репьев, шесть двоек, к нам домой пришла нежданно-негаданно Елена Михайловна. А мама как раз в то время болела воспалением легких.
Увидел Елену Михайловну, и ноги от страха подкосились — не за себя, за маму. Ну, думаю, узнает она сейчас от учительницы о моей «преотличной» успеваемости и еще пуще расхворается.
А Елена Михайловна, видимо, сразу все заметила: и мою растерянность, и мамин настороженный взгляд.
И когда мама после взаимных приветствий дрогнувшим голосом спросила: «Мой-то... натворил чего-то?» — Елена Михайловна широко так заулыбалась и сказала с неподдельной искренностью (я прямо-таки оторопел):
— Что вы, Любовь Сергеевна! Наоборот! Все преподаватели говорят, что сын ваш лучше стал учиться. Представьте себе: ни одной двойки. Думаю, если поднатужится, и троек не будет. — Елена Михайловна помолчала. — А зашла я вас проведать... Андрей как-то говорил: мама прихворнула. Вот маленький гостинец вам...
Взяв с полу сумку, учительница вынула из нее небольшой пакет.
Мама вся порозовела, как яблоко, выглядывающее из пакета, и замахала рукой:
— Нет, нет! Для меня ваши слова дороже всяких гостинцев!..
Елена Михайловна собралась уходить, и мама настояла, чтобы я ее проводил.
Мы вышли на улицу оба смущенные. Молчала Елена Михайловна, молчал и я. Мне было так стыдно: лучше бы уж сквозь землю провалиться!
Заговорила первой учительница:
— Ты меня извини... Я никогда и никому неправду не говорила...
— Не подведу я вас, Елена Михайловна! — вырвалось у меня. — Ни за что!
И, забыв даже попрощаться, помчался сломя голову домой.
Вот она какая, наша Елена Михайловна!
6 марта, четверг.
Почти всю большую перемену Елена Михайловна проговорила с девчонками. Наши тараторки о чем-то с ней секретничали, а она, стоя у двери в класс, то чему-то улыбалась, кивая головой, то что-то негромко говорила, все время держась рукой за дверную скобу.
Я прохаживался по коридору из стороны в сторону, будто ничего не замечая, а сам все украдкой смотрел и смотрел на Елену Михайловну... Кто бы только знал, как мне хотелось постоять в это время рядом с ней! Ходил и завидовал Маше Гороховой — самой тихой девочке из нашего класса, которую Елена Михайловна обняла за плечо.
А когда минут за пять до звонка Елена Михайловна ушла в учительскую, а девчонки разбежались кто куда, я подошел к двери и с замиранием сердца провел ладонью по железной скобе. Скоба была еще совсем-совсем теплой, согретая маленькой, нежной рукой... ее рукой.
В тот же день.
Теперь расскажу, что было вчера вечером. Из школы я вернулся злой и голодный. И только присел за стол поесть, как в сенях — стук-стук!
Открываю дверь, а на пороге парень, длиннущий — вроде меня.
— Тебе кого?
А он мнется, переступает с ноги на ногу и молчит.
Смотрю, а парень чуть ли не босиком: на голых ногах рваные брезентовые ботинки. Это в марте-то!
— Есть хочешь? — спрашиваю без всяких церемоний.
Мотнул головой, а сам опять молчит. Хватаю его за рукав и волоку в прихожую.
— Раздевайся, — говорю, — и мой руки.
Стащил он с плеч мохристенький пиджачишко, а под ним — ну и ну! — дырявая майка без рукавов.
— И умыться можно? — спрашивает. — А то я... уж не помню, когда умывался.
— Валяй, — отвечаю и бросаюсь в комнату за полотенцем.
А когда вернулся в прихожую, смотрю, а мой парень руки о волосы вытирает — длинные и жесткие, как солома.
— Это ты что делаешь?
— А они у меня... вроде полотенца! — улыбается.
Прошли в комнату.
— Давай теперь знакомиться, — говорю. — Меня Андреем, а тебя как?