Как-то под вечер, в один из последних дней месяца, он пришел особенно оживленный.
— Машенька, поздравь, — весело сказал он. — Наша буровая план выполнила. Первой на промысле!
За обедом Павел много и с охотой ел и все находил вкусным: и щи, и пшенную кашу, и оладьи в сметане.
— Устал? — спросила Маша.
Павел поднял на нее глаза, и они загорелись юношеским огоньком, и он вдруг так преобразился, что Маше захотелось обвить его ребячески тонкую шею и целовать его долго-долго.
— Когда работа спорится, не замечаешь усталости, — сказал Павел, опуская глаза. — А нынче проходка скважины шла хорошо. Оглянуться не успел, как и дня нет.
Покончив с обедом, Павел обычно шел в комнату и, почитав газету, садился готовиться к очередному уроку. Когда из района привозили новые фильмы, он с Машей ходил в клуб. Но на танцах они не бывали: не хватало времени. Маша записалась в кружок кройки и шитья и теперь не пропускала ни одного занятия.
В этот вечер Павел особенно долго читал «Правду». А потом, опустив на колени газету, задумчиво сказал:
— Да-а... Плохи же там дела...
— О чем ты? — спросила Маша, занятая вышивкой дорожки.
— Война в Европе все разгорается. Немцы Англию каждый день бомбят.
И он снова углубился в чтение. Маша бросила работу и промолвила:
— Павел, неужели и нам придется воевать?
— Кто знает? Может быть... — Павел взглянул в побледневшее лицо жены и замолчал.
Ему вдруг стало жалко Машу: ну зачем, зачем он ее так растревожил?
В другие вечера, случалось, устав от занятий, Павел снимал со стены гитару и спрашивал Машу:
— Сыграешь?
Маша брала из рук Павла гитару, пробовала струны и начинала играть что-нибудь протяжное и грустное. Если она была в настроении, то негромко подпевала. Пела Маша с чувством, и слушать ее было всегда приятно. Павел нежно обнимал жену, откидывал назад голову, и замирал, довольный своим счастьем.
Маша расходилась все больше и больше. Немного кокетничая, она пела, ласково заглядывая в лицо Павлу:
«Кажется, я его люблю», — растроганная и возбужденная, говорила себе Маша.
А Павел думал о том, какая у него хорошая, милая жена и какое большое выпало ему счастье.
Но такие вечера случались не часто. Почти постоянно Павел бывал уравновешенным и даже, когда Маша мечтала вслух, например, о том, как летом во время отпуска они будут жить на тихой Усе, он рассудительно замечал:
— Надо к тому времени полог брезентовый достать.
— Зачем?
— Палатку сделаем, чтобы дождь не промочил, ежели ненастье случится.
Рассуждения мужа Маша находила будничными, скучными, и ей уже не хотелось после этого ни о чем говорить.
А Павел продолжал:
— Тебе тогда придется беречься да беречься!
Маша молчала. Павел не допускал мысли, что у них может не быть ребенка. Каждый вечер, ложась в постель, он спрашивал Машу:
— Ничего не чувствуешь?
— Нет, — смущенно и подавленно отвечала она.
И это неведение уже начинало тревожить и угнетать Машу, а вопросы Павла больно кололи в самое сердце.
Как-то после работы он поспешно вошел в комнату в промасленной спецовке. Маша шагнула к нему навстречу, но вдруг взялась руками за шею и отвернулась, прижалась лбом к спинке кровати.
Павел бросился к жене.
— Что случилось? — испуганно спросил он, боясь дотронуться до жены, чтобы не причинить ей лишнюю боль.
— Плохо... тошнит меня... — неожиданно Маша повернула к нему бледное лицо и закричала: — Уходи скорее, от тебя нефтью пахнет... Ой, не могу!
С этого раза Маша не могла переносить запаха нефти. Возвращаясь с промысла, Павел на кухне снимал спецовку, долго и старательно умывался с мылом. Теперь, когда он появлялся в комнате, она наполнялась тонким ароматом спелой земляники.
Однажды Маша совсем отказалась от ужина.
— Может быть, тебе кислого молока принести, Мареюшка? — участливо спросила Катерина.
— Нет, — покачала головой Маша. — Я хочу моченых яблок. Третий день только о них и думаю. Целое блюдо съела бы!
Катерина вдруг просияла. Потом понимающе закивала головой, но ничего не сказала.
Павел озадаченно потрогал небритый подбородок и недовольно проговорил:
— Что это с тобой?
Дмитрий Потапыч, строго посмотрев на сына, сказал Катерине:
— Ты уж, милая, расстарайся, а яблочков завтра достань.
— Знаю, — ответила та. — Со мной тоже такое было...
Лицо у Маши порозовело, она встала из-за стола и убежала в свою комнату.
Когда на следующий день она вернулась с работы, Катерина, светясь улыбкой, поставила на стол тарелку с мочеными яблоками.