— Ешь на здоровье, Мареюшка. Бегала, бегала, кое-как нашла.
Не раздеваясь, Маша присела к столу и нетерпеливо взяла первое попавшееся яблоко. Съела его с жадностью и принялась за другое. Откусила два раза и почувствовала, что уже сыта.
— Наелась, Катюша, — сказала Маша, не зная, что делать с яблоком: есть больше не хотелось, а положить его обратно на тарелку было жалко. — Думала, никогда не наемся, а вот смотри...
— Когда я первенького понесла, меня на грецкие орехи позвало, а в лавке их не случилось. Пришлось Косте в Ставрополь ехать, — проговорила Катерина, подперев щеку большой морщинистой рукой с потускневшим серебряным колечком на безымянном пальце.
— Неужели, Катюша... — взволнованно начала Маша и, не договорив, закрыла руками лицо.
Всю домашнюю работу Катерина старалась теперь делать сама, а Маша этого не хотела, она помогала ей и даже научилась доить корову. И за то, что она не сторонилась самой грязной работы, Катерина все больше привязывалась к ней.
После смерти свекрови всем хозяйством управляла Катерина. И хотя у нее много прибавилось новых забот, она даже пополнела и разрумянилась.
Катерине казалось, что счастливее ее нет никого на свете. Единственно, чего она еще желала, это родить дочь. Детей она любила маленькими — до двух-трех лет, а когда они начинали вырастать, Катерина немного остывала к ним. После первого, Егора, у нее все дети скоро умирали и только восьмой, хилый мальчик Алексей, остался жить. Но с тех пор Катерина уже больше не рожала.
VII
На солнечной стороне, под окнами, кое-где появилась первая травка, но ей было еще холодно, особенно ранним утром, и она от этого краснела. Радуясь теплу, ребята сбрасывали пиджаки и выбегали на улицу по-летнему. На колхозном гумне резвились телята.
Вот-вот должна была вскрыться Волга. Лед пучило, ломало, и по реке разносился шум и треск, будто где-то рядом стреляли из пушки. По Волге уже не ходили: на почерневшей дороге в двух местах образовались трещины, и между разошедшимся льдом плескалась синяя вода.
В полночь Дмитрия Потапыча разбудил протяжный гул, волной прокатившийся по Отрадному.
«Тронулась, должно быть», — подумал он и, накинув на плечи шубняк, вышел на крыльцо.
Было темно и холодно. Буянистый ветер ломился в ворота, хлопал оторвавшимся где-то ставнем, рвал у Дмитрия Потапыча полы шубняка. А с реки доносился монотонный, неумолкающий шум, как будто там невидимые жернова-гиганты перемалывали лед в порошок.
— Тронулась, матушка, — сказал Дмитрий Потапыч и, зябко поеживаясь, вернулся в избу.
Ложась в кровать, он подумал: «Обсохнет земля, и дом надо Константину строить. К осени поделю сынов, а то тесно стало».
...В эту ночь Маша разбудила Павла и взволнованно зашептала ему на ухо:
— Павлуша, он у нас будет...
Павел никак не мог понять спросонья, о чем ему говорит жена, и спросил осипшим голосом:
— Кто приедет?
— И дуралей же ты какой, — засмеялась Маша и легонько ударила мужа по лбу. — Ребеночек у нас будет, понял теперь?
Павел сразу очнулся и, порывисто притянув к себе Машу, горячо поцеловал ее в губы.
Они уже больше не спали и до самого утра перешептывались.
Собираясь на работу, Павел сказал:
— Скоро, Машенька, и праздник. Для меня этот день...
Он натянул сапог, притопнул подошвой и разогнулся.
— Курсы на днях кончаю, а в мае... — Павел передохнул и взволнованно добавил: — В мае, Машенька, я встану за тормоз!
Трое суток на Волге шел сплошной лед. На суводях кружило мелкие грязные льдины, и на них не спеша, надвигались огромные, иногда необычайно белые глыбы. Они все подминали под себя и плыли дальше — вызывающе грозные, не признавая весны, которой пока не под силу было их сокрушить.
Как-то на одной из таких льдин проплыл большой черный ворон. Он не шевелился и нельзя было понять. — живой он или мертвый.
Наконец лед пошел реже, мельче, и все чаще стали появляться на Волге светлые полоски воды.
На шестой день с утра Дмитрий Потапыч с Константином поплыли на свой пост ставить береговые бакены. А еще через два дня под вечер по Волге прошел первый пароход. И был это всего только буксир, а на берег высыпало много народу; все смотрели на него внимательно и улыбались, а мальчишки махали руками и подкидывали в небо фуражки.
Маша тоже стояла на берегу и неотрывно смотрела на пароход, на клубы густого черного дыма, стелившегося по воде, и у нее было тревожно и радостно на душе, как будто она должна была сейчас куда-то далеко поехать и впереди ее ждала новая, неизведанная жизнь.
Наступил май — последний месяц весны. Первые дни стояли ветреные, на небе появлялись белые барашки облачков, и когда они вдруг ненадолго закрывали солнце, становилось свежо. За Отрадным в овраге еще лежал кое-где потемневший, грязный снег, но по склонам уже разрослась яркая зелень и лиловыми звездочками зацвели хохлатки.