Выбрать главу

Катерина снова вздохнула и тоже встала.

— Пожалуй, и ужинать пора собирать... Заговорились мы тут с тобой.

— Завтра, Катюша, — сказала Маша, — завтра и начнем. Возьму в библиотеке учебники для взрослых и заниматься будем.

— Разве и в самом деле попытать? — нерешительно спросила невестка и шепотом добавила: — Ты, Мареюшка, нашим-то ни слова. Мы с тобой потихоньку... а то еще просмеют!

* * *

Когда в субботу Маша шла с работы домой, было уже совсем темно.

Морозило, а с Волги задувал острый, колючий ветришко.

Маша спрятала в муфту руки и уткнулась подбородком в пушистый воротник.

У ворот ее поджидала Катерина.

— Мареюшка, касатка! Письмо ведь пришло. От Костеньки моего!

— Да что ты, Катюша? Вот как хорошо! — обрадовалась Маша. — Я тебе говорила... О чем же пишет Константин Дмитриевич?

— Наградили, Машенька, моего муженька! Идем скорее, почитай мне сама. А то Егорка, баловник, из школы все не воротился, и батюшка тоже пропал... Алешка — и тот где-то бегает. И ты как на грех что-то припоздала. Извелась вся, поделиться радостью не с кем!

— У нас комсомольское собрание было. Вот и задержалась на полчасика, — говорила Маша, едва поспевая за невесткой. — А как Коленька, Катюша?

— Все забавлялась с ним. Возьмет в ручонки мячик, кинет и смеется. Угомонился только что, — невестка протянула Маше угольником сложенное письмо. Заметив приставшую к нему хлебную крошку, Катерина осторожно отколупнула ее ногтем, улыбнулась. — Читай скорее.

Маше пришлось читать письмо тут же, даже не раздевшись, потому что взволнованная Катерина не хотела больше ждать ни одной минуты.

— «Как вы живете, все ли живы, здоровы? — читала Маша. — Я не писал долго по той самой причине, что не мог. А причина такая: у нас, у саперов, всю осень по горло работы: мы обеспечиваем бесперебойную переправу наших войск через Волгу. А какие сейчас дела под Сталинградом, вы знаете из газет и по радио. Прошу не серчать на меня за долгое молчание. Напишите про свои новости. Как растет сынок Павла, пропишите про учение Егора и что поделывает Алеша. Батюшку прошу почаще поглядывать на сруб дома. Чтобы ничего там не растаскали. Еще сообщаю, за исправное выполнение заданий командования я награжден медалью «За боевые заслуги». Кланяйтесь от меня всем знакомым и Евсеичу. Остаюсь ваш рядовой Константин Фомичев».

Маша положила на стол исписанный крупным почерком листик из ученической тетрадки.

Катерина провела ладонью по письму. Мелкие сухие морщинки, рано избороздившие ее лицо, разгладились, и она вдруг вся как-то расцвела, помолодела.

— Так бы, кажись, до утра сидела и слушала! — сказала она. — Пробеги-ка еще, Мареюшка, уж больно ты складно читаешь.

В это время в избу вбежал запыхавшийся краснощекий Егор в потрепанном, порыжелом пиджаке нараспашку и сбитой на левое ухо шапке. С шумом захлопнув дверь, он бросил на лавку стопку учебников и тетрадей, опоясанных полосатым шарфом, и, сверкая темными бусинами озорных глаз, возбужденно закричал:

— А я чего скажу сейчас вам! К апрелю во всех домах радио заговорит! А на промысел оборудование для новой электростанции присылают!

— Слышали, слышали... Опоздал со своей новостью! — улыбнулась Маша.

Катерина, оглядев с головы до ног сына, покачала головой:

— И в кого ты растешь непутевым? Ну, разве можно так ходить, долго ли простыть?

— Что ты, мам, мне жарко! — усмехнулся Егор, нетерпеливо сбрасывая с себя пиджак.

— Обожди раздеваться. Иди Алешку-пострела разыщи, — напуская на себя строгость, сказала Катерина. — Попрошу ужо Мареюшку написать отцу, как от рук оба отбиваетесь, тогда узнаете.

— А разве от папы письмо получили?

— Иди, тебе говорят!

— Нет, правда получили?

— Потом узнаешь! — Катерина взмахнула рукой и, не сдержавшись, засмеялась: — Жив наш отец, жив!

Егор, подхватив пиджак, бросился к двери. Проводив взглядом сына, Катерина вздохнула:

— Давно ли на руках пестовала?.. А теперь вон какие стали! Егор семилетку по весне закончит. И уж о работе на промысле поговаривает, а пострел Алешка будущей осенью в школу пойдет... Так и ты, Мареюшка, не заметишь, как большим станет Колечка!

Маша прикрыла рукой лежавшую на столе руку Катерины и, запинаясь, сказала: