— Что-то поясницу ломит. Да к утру пройдет, — неторопливо сказал Дмитрий Потапыч и посмотрел себе под ноги. — Мне болеть, скажу вам, никак не можно. Слово такое дал.
— Какое же слово, Дмитрий Потапыч, если не секрет?
Старик опять посмотрел себе под ноги, почесал широкую переносицу.
— Душой чую... Она, война-то, словно камень, на душу людям легла. Потому и должен каждый стараться. А у меня сын, Павел мой... В самые первые месяцы... Вот и дал я слово такое: пока карачун фашистам не придет, работать и работать... без передыху!
— Папаша у нас на лесозаготовках. Так старается — от молодых не отстает, — вставила Маша.
— Смотри, Мареюшка, не сглазь. У тебя глаза вон какие черные, — пошутил Дмитрий Потапыч.
— Хорошее вы дали слово! — Каверина посмотрела старику в глаза. — От всего сердца желаю здоровья и успехов.
Проводив гостью, Маша отнесла в комнату уснувшего сына, уложила его в кроватку.
«Завтра же поговорю с Валентиной и другими девчатами. Чтобы вместе в одной бригаде работать, — решила Маша и села у голландки на стул, подобрав под себя ноги, как она любила делать в детстве. — А начинать надо с побелки. Обязательно с побелки».
Вдруг она негромко рассмеялась.
— А я то, глупая, думала... думала, Трошин никому не расскажет, как я полы в культбудке мыла.
В комнату вошла Катерина и, закрыв на крючок дверь, заговорщицки прошептала:
— Батюшка на печке лежит, Егор уроки учит, а пострел Алешка самолет строит. Говорю, пойду к Мареюшке юбку кроить... Начнем, Мареюшка?
— Мы нынче будем писать предложения, — сказала Маша, раскладывая на столе тетрадь.
Но едва Катерина взяла в негнущиеся пальцы ручку, как кто-то сильно нажал на дверь.
На пол со звоном полетел крючок. В следующее мгновение дверь распахнулась, и на пороге появился Алеша.
— Ага, закрылись! — закричал мальчишка, хитровато сверкая глазами.
За его спиной стоял Егор.
— Я же говорил: тетя Маша с мамой занимается, — возбужденно сказал Егор. — Так оно и есть!
Прикрывая локтями учебник и тетрадку, Катерина смотрела на детей смущенно и растерянно, не зная, что ей теперь делать.
— Ну и правильно! — не замечая смущения матери, продолжал Егор, ероша волосы. — Ты это правильно, мам, одобряю.
Дмитрий Потапыч тоже одобрительно отнесся к учебе старшей снохи.
— Давно пора, — сказал он и, обращаясь к Егору, добавил: — А ты, Егорка, того... усерднее помогай матери по хозяйству. Дровишек там внеси со двора, за водой сходи. Все ей поменьше заботы будет.
— Теперь заниматься будем открыто, без всякого секрета! — смеялась Маша, обняв за плечи все еще смущенную Катерину. — Так-то лучше дело пойдет!
IX
Теперь Дмитрий Потапыч уже каждый день, вернувшись из леса, спрашивал:
— Свежая газетка имеется?
И если газета была, он тут же, не дожидаясь обеда, садился читать. Особенно радовали старика сообщения «В последний час». Когда же Дмитрий Потапыч не находил на газетном листе столь желанных вестей, он уверенно заявлял:
— Готовятся наши... А может, уж и опять устроили немцам жаркую баньку, только пока что не объявлено повсеместно об этом. А завтра узнаем!
Дмитрий Потапыч разглаживал мягкую волнистую бороду и добродушно улыбался.
— А ведь наша бригада, скажу вам, седьмой день по три нормы выполняет, — говорил он. — Думку имеем обогнать морквашан и знамя получить.
В этот вечер после обеда Дмитрий Потапыч не лег отдыхать, хотя и чувствовал себя уставшим. Торопливо выкурив трубку, он разложил на столе газету с сообщением о полной ликвидации немецких войск, окруженных в районе Сталинграда, и сказал Алеше:
— Подай-ка, внучок, очки. Они, кажись, на божнице лежат.
И когда мальчик принес очки с поломанным заушником, Дмитрий Потапыч, чуть тронув подолом рубашки пыльные стекла, оседлал ими нос и склонился над газетой. Он неторопливо водил по строчкам шершавым пальцем, пожелтевшим от табака, и губы его напряженно шевелились.
Закончив уборку на кухне, Катерина вышла во двор кормить корову, а когда вернулась, старик все еще читал, изредка вытирая рукавом лоб, покрытый крупными горошинами пота.
— Что там хорошего нашел, батюшка? — спросила сноха, направляясь к умывальнику.
Дмитрий Потапыч поделился с Катериной большой радостной вестью и добавил:
— Тут каждое слово вроде как кровью писано. И цена ему дороже золота... Чую сердцем, Катерина, смертельную рану нанесли наши зверю. Не оправиться немцу после Сталинграда!
Однажды Маша получила письмо от фронтовых товарищей Павла. Они просили написать о жизни и работе семьи Фомичевых.
«Особенно просим Вас, Мария Григорьевна, подробно сообщить о своем житье-бытье, — писали фронтовики. — Передайте также наш солдатский привет бурильщикам нефтепромысла, с которыми работал Павел Дмитриевич. Для своих мощных танков мы получаем отличный бензин, вырабатываемый из волжской нефти».