— Подожди. Мне что-то не хочется пока. А Коленьку недавно в яслях кормили, — сказала Маша и тяжело опустилась на табуретку.
— Ну, тогда с матерью будешь. Она нынче собиралась приехать с бакена. Вот-вот явится, — Егор опять взялся за ложку. — На двадцать седьмой были, — немного погодя продолжал он. — Оказывается, им всего сотню метров осталось бурить до намеченной глубины.
— Как же я вас не видела? — удивилась Маша. — Вы почему в культбудку не зашли?
— А мы раньше тебя, наверно, были. Мы по всему промыслу шатались, — махнул рукой Егор. — На бурскладе Авдея Никанорыча встретили. И знаешь, тетя Маша, что он мне сказал? Отгадай!.. Э-э, не отгадаешь! Ни за что даже! — Егор засмеялся, показывая белые зубы, ослепительно сверкавшие на его смуглом, загорелом лице с золотым пушком на щеках. — «В июне, Егорка, еду с бригадой на Бахилову поляну. Новое месторождение разведывать. Так что будь готов. Рабочим в бригаду возьму». Вот что сказал мне Хохлов!
— А ты серьезно все продумал? Может, лучше десятилетку окончить или пойти в техникум? — спросила Маша.
— Пока война, пойду работать. Мы так в школе вчетвером решили. — Егор сцепил на затылке руки и мечтательно сощурился. — Побьют наши фашистов, явится отец, а я уж, наверно, даже бурильщиком буду. Может, даже таким, как дядя Паша или Трошин... А учиться не поздно и после войны. Нефтяной техникум никуда от меня не денется. Я своего добьюсь!
Дмитрий Потапыч сидел на крыльце и усиленно дымил трубкой. Он словно не слышал, как звякнула щеколда и в калитку вошла Маша.
Маша несколько дней не видела Дмитрия Потапыча, и когда она посмотрела в старое от долгой жизни лицо свекра, ей почему-то показалось, что он или заболел или чем-то встревожен.
— Папаша, — окликнула она, останавливаясь у крыльца. — Вам нездоровится?
— А-а, Мареюшка, — протянул не спеша Дмитрий Потапыч, поднимая голову. — С промысла? А где же у тебя Коленька?
— Я, папаша, всего на часок. Покормлю вас с ребятами обедом — и опять в Яблоновый. А Колю позднее возьму из яслей, — сказала Маша. И снова поглядела старику в лицо: — Что с вами?
— Из Совета пришел. Вызывали... На пустыре-то, где у Константина сруб, хотят буровую ставить.
Маша уже давно слышала о намерениях геологов пробурить разведочную скважину на окраинах деревни, но никак не предполагала, что буровую будут ставить на месте, выбранном Константином под свой дом.
— Что же теперь будет? — спросила Маша.
— Сказали: промысел на другое место переставит дом. Все честь по чести... Только я так рассуждаю: надо ли?
Дмитрий Потапыч вздохнул, отвернулся.
— Может, его, Константина-то, и в живых уж нет? — немного погодя промолвил он.
— Что вы, папаша, говорите! Разве так можно?
— Война, Мареюшка...
Вскоре Маша на попутном грузовике отправилась в Яблоновый овраг.
«Неужели, — спрашивала она себя, взяв в рот горький стебелек молодого полынка, — неужели Константин Дмитриевич и в самом деле погиб?»
XIV
Теперь у Маши было по горло разных забот. Особенно много времени отнимала буровая № 27, которую в последние дни передали ей. По просьбе геолога Маша два раза в день делала на этой скважине анализ глинистого раствора.
Она любила бывать в бригаде Хохлова. Здесь работа у людей всегда спорилась, они все делали живо, с огоньком, с полуслова понимая друг друга. Каждый раз Маша уходила с буровой № 27 в приподнятом настроении.
Второй анализ глинистого раствора Маша обычно производила вечером, часов в семь, закончив все свои дела в лаборатории. Но сегодня она отправилась на буровую около восьми.
Неожиданно начавшийся в середине дня дождь застал ее на самой дальней скважине, и в лабораторию она пришла поздно, совсем промокшая.
Дождь лил как из ведра, холодный, осенний, и по оврагу, перегоняя друг друга, с шумом неслись быстрые, грязные потоки. За какие-то полтора часа земля вся размокла и превратилась в жидкую липкую кашицу, в которой по колено вязли ноги. На промысле сразу встали все грузовики.
А дождь все хлестал и хлестал не переставая, и в двух шагах ничего не было видно.
В лаборатории стал протекать потолок. Сначала закапало в углу, у двери, потом вода полилась и над столом, и у шкафа с приборами.
— Караул, утонем скоро! — смеялась никогда не унывающая Валентина Семенова, шлепая босыми ногами по мокрым половицам.
— Ну, чего же тут смешного? — вздыхала заведующая лабораторией, поглядывая на окна с мутными, волнистыми стеклами от сбегавших по ним ручейков. — Теперь сколько буровых, пожалуй, встанут. Все дороги размыло.