— Ты не сделаешь этого, не совершишь, я знаю…
И он склонил голову, чуть приподнял воздушный краешек тонкого девичьего плата-покрывала и поцеловал. Алым румянцем вспыхнули ее щеки, вздрогнула приметно. Но собралась с силами: не отошла поспешно, плат не отняла, не отдернула. Он был ей благодарен за это…
Решился на разговор с дядей, великим князем Юрием Всеволодовичем. Стал говорить, что не может быть в мордовском походе, ведь это против отцовской воли, ведь это — на брата маленького идти… Но Юрий понимал все, и не парнишке, едва возрастному, было с ним тягаться. Не уговаривал Юрий, а сказал одно: не будет Феодор в мордовском походе, не будет и сватовства к Ефросинии. И лишь одно осталось Феодору— подчиниться. Но мальчика он не убьет. Теперь он может спокойно называть все своими именами, спокойно произносить все это, эти слова: «убить», «убийство». Потому что он знает, он этого не сделает, не совершит.
Но Ефросинию он более не видал, девушку прятали, скрывали. Не дали им проститься. Неужели ей дурное наговорят на него? Нет, она поверит ему одному, его глазам, его словам, ему одному!..
А Ярослав ничего не мог знать — ни об этой внезапной любви сына, ни о замыслах Юрия и Михаила Черниговского. Ярослав чувствовал себя чужим в семье. И новгородцы щетинились… И странно вдруг поразил подросток Александр — тянулся к отцу, был внимателен; и Ярослав привлекал сына к груди, невольно ерошил ему черные волосы…
Крепость Пуреша, еще недавно мирное поселение, сделалась настоящей крепостью. Началась осада. Маленький Андрей понимал, что жизнь переменилась, сделалась тревожной. Анка не пускала его и своего сына за ворота. Но они все равно знали; что воины выходят из крепости и бьются с чужими воинами, и если продлится еще осада крепости (а это называлось «осада»), то не хватит еды, разных припасов и все будут голодные и умрут.
Большой воин, муж Анки, тоже уходил биться с чужими воинами, но всегда возвращался назад. Он был мрачен, потому что чужих воинов никак не могли отогнать от крепости.
Однажды Андрей играл во дворе со своим молочным братом. Они за домом играли. Строили крепость из чурочек. Похолодало совсем, и на них были теплые рубашечки, штанишки и — на ногах — лапотки с онучами. Вдруг страшный вопль разнесся, это старая бабка так закричала. И тотчас же заголосила Анка, и заговорили еще голоса…
Мальчики побежали в дом. Сын Анки бросился к причитавшей матери. Андрей встал у стены. Заложил руки за спину. Увидел окровавленные повязки — много красной крови… Лежащий стонал громко, прерывисто, заметался. Это был большой воин, муж Анки. Андрей не испугался крови и стонов. Это бесстрашие досталось ему от многих поколений воинов. Он смотрел молча, широко раскрыв глаза голубые с этим золотистым светом. Круглое детское лицо было серьезно.
Те воины, которые принесли большого воина, стали говорить Анке, что ее муж храбро бился и тяжело ранил своего противника, и тот, наверное, умрет. И они сказали, кто был этот противник, и Анка вскрикнула…
Большой воин умер… Это княжича Феодора тяжело ранил муж Анки, Ушман Байка, а тот нанес мордовскому воину рану смертельную…
Крепость Пуреша была взята. Можно было полагать поход победоносным. Принесли весть Ярославу о том, что его старший сын ранен тяжело и находится во Владимире, и, возможно, умрет.
То был самый старший, первородный его сын. Забыв о грубости Юрия, о распрях и взаимных угрозах, Ярослав поспешил во Владимир.
Но дорогой думал о маленьком Андрее. Потайная дружина не спасла мальчика. Крепость Пуреша сожгли, сам Пуреш и его сын погибли, но ни Андрея, ни Анки верный Михаил так и не видел. И не удалось узнать, погибли они или спаслись. Так он и сказал князю… Где был теперь мальчик? Вороны клевали маленькое посиневшее мертвое тело? Сколько мертвецов, и детей, и взрослых, перевидал Ярослав; а теперь в сердце была боль. И все виделись глаза любимой, голубые, с этим светом золотистым, чуть раскосые… Глядели печально и без укора. Будто знали… А что знали?.. И хотелось остановить широкие сани-обшивни посреди зимней дороги, и клясться громко в своей невиновности…
— Не я губитель — судьба!.. — невольно выговаривают губы.