Но однажды Андрей вдруг почувствовал, что за ним идет человек. Андрей еще не видел его. Но почувствовал. Хотел оторваться, уйти от него. Но этот невидимый будто гнал Андрея, как зверя гонят. И Андрей уже понимал, что идет туда, куда гонит его этот невидимый…
Этот разговор с Биргером последний был дурным. И все было бессмысленно. И Биргер спрашивал его так просто, без всякой серьезности… А для чего?.. Или все же серьезно спрашивал? И ответ Андрея мог что-то для Андрея изменить? И следовало смирить глупую свою гордость? Александр сумел бы смирить!.. Не уйти Андрею от Александра… Биргер и начал этот разговор с Андреева унижения: сказал, что бывшим людям Андреевым, Алексичу и Васильковичу, он дает лены — «кормления» — земельные владения… Но если теперь они — люди Биргера… А сам Андрей всего лишь изгнанник, никому не нужный… И когда Биргер спросил… Но Андрей всегда это знал: помощь будет лишь в обмен на вольность новгородскую… И теперь Андрей сказал: «Нет». Для него хотели отвоевать владимирский стол, а он должен был отдать, предать Новгород… И ведь все равно вольности новгородской не уцелеть! Сломит ее Александр!.. Но Андрей сказал: «Нет». Можно предать сына, жену, возлюбленную, можно себя предать, можно даже друга своего предать! Но множество людское предавать нельзя. Потому что оно — множество! Андрей не просит понимания. Он уже сказал «нет» и ни о чем более не просит…
…Андрея любили, и никто бы на это не пошел, и ярл это знал. Позвал Хайнриха. Но и внук старого крестоносца вначале уперся.
— Когда-то он подарил мне свободу!..
— Но разве ты не спас ему жизнь?
— Не для того, чтобы теперь…
— Нет, это не предательство и не убийство. Это всего лишь твой долг. Разве ты не служишь мне!..
И Хайнрих пошел следом за Андреем, а сестре своей ничего не сказал. Потому что она сильно любила Андрея…
Андрей понял, что вот это словно гоньба, когда гонят зверя… Но это его, Андрея, гонят… Но уже близко этот человек… Надо обернуться… Но не оборачивался, шел быстро по снегу хорошему… Андрей был пусторукий, без оружия… Но если этот человек убьет его… Повернулся резко и встал, не двигался более. Хайнрих наложил стрелу на тетиву… Это все было неправильно… Он не мог принудить Андрея… Нельзя принудить любить и нельзя принудить признать… Любовь — это любовь, и справедливость по принуждению не нужна любви!.. Полетела стрела… Андрей вскинул руки и закричал… В одну руку стрела вонзилась, в левую руку, ближе к сердцу…
…Кажется, первое слово было — «Чика!»… И, стало быть, все прежнее — сон. Вся его возрастная жизнь просто приснилась ему. И все его близкие живы — Анка, отец, Лев… И это Александр зовет его, потому что Андрей упал, ушиб коленку, очень больно… Рука болит… Отчего рука?..
Он схвачен! Его предали, отдали Александру… И что получил взамен Биргер? Мирный договор? Земли чудские?.. Марина!..
Но где я? Это не Новгород? Я чувствую… А что это?.. Та самая «чюдь»? Дичь?..
Александр смотрел по-доброму. Было полутемно… Избушка какая-то…
— Набегался? — спросил Александр.
Добрый был…
Андрей молчал.
Александр ударил его сильно, в лицо. Кулаком. Но нельзя было сердиться, ведь Александр не был его брат, Александр был — чудовищная судьба… И рука очень болела… Андрей приподнял голову, сплюнул кровь… Пошатал языком и выплюнул зуб… Надо было поболе черемши есть…
— Чика! — сказал Александр. — Ты думаешь о том, хорош или дурен поступок или решение, а я — идет ли мой поступок или мое решение в русле судьбы. И вот сейчас идет…
Андрей хотел сказать, что вовсе ни о чем не думает, но ему было больно, и он молчал…
Мир совсем стеснился, сузился, сплющился. Андрей был в этом мире как в темнице, спасения не было…
Вошли какие-то люди, темные в полутьме. И один из них спросил:
— Глаза?
И Андрей уже все понимал и смотрел с жадностью на все то, что мог еще увидеть… потому что скоро… сейчас…
Александр мотнул головой и отвернулся, будто увидел нечто неприятное для себя. И спокойно, по-деловому как-то произнес:
— Нет, не глаза…
Потому что знал, каким надобно сделать Андрея, чтобы Андрей более не был ему опасен. А убивать Андрея он не хотел. Он любил его, соскучился даже…