- В торбе, дед, как пить дать, в торбе, - сказал Славка. - Во-он, видишь прорезь между гор, в нее и шурует Патыма, - предположил он.
Мы еще немного проехали вдоль озера, мягко покачиваясь на серо-грязной осоке, покрывающей кочкарник. Кое-где ветер унес с кочек снег и забил ими оживший тальник, каждую минуту готовый лопнуть и выбросить клейкую нетерпеливую листву. Там, где берега сузились почти вплотную, грудится оголенный солнцем и ветром залом смытых с берегов деревьев.
- Смотрите! - Андрей дернул за руку Славку. - Видите, какая?
У самой кромки берега, где переломилась пополам, словно в поклоне, осока, полыхает из-подо льда вода.
- Вот здесь и есть начало всех начал, - сечет воздух рукой Славка. Здесь сердце шаманских озер, мужики! Это река Патыма.
- Патыма, - согласились мы, хотя вода тут же исчезала, проваливаясь в расщелину, до краев набитую снегом.
Мы еще проехали с километр, облюбовали на высоком берегу в тени деревьев хорошее местечко, и Славка выключил мотор. Сразу стало непривычно тихо. Только слышно, как где-то под снегом тихонько побулькивала вода. В кузове метались псы. Тоже намотались бедняги. Мы со Славкой освободили собак и сняли с машины свои пожитки. Щенок челноком сновал по снегу. Зато Ветка степенно обнюхала воздух, присела под кустиком, потом начала совать нос в натыканные в снегу следы, направляясь в глубь леса. Славка подозвал ее.
- Смотри, дед, сказал он, - уйдет за зверем. Умница ты моя! погладил он собаку.
Потом порылся под сиденьем и извлек замусоленную, свернутую в трубку бумагу.
- Это вам, робинзоны!
Развернул - карта-километровка.
- Ну, спасибо, Славка!
- Кушайте на здоровье! Отметины только до шаманских порогов, дальше на ощупь по реке.
- Ну и за это памятник тебе.
- Да ладно, дед, - махнул рукой Славка. - Двигать надо, горючки в обрез.
- Смотри, сколько барахла, - к чему-то сказал я. - Зачем столько?
- Редко горим, дед. Видишь, во-он перешеек, обязательно сделайте засадку, чует мое сердце - там потянет гусь.
- Будет сделано.
- А это вам докторские халаты, - выбросил Славка из-под сиденья белые тряпки, за ними гусей из жести.
- Зачем это ты?
- Пригодится. Профили. Выставишь и считай - гусь твой. Ну, пока.
Вездеход развернулся на одном месте, поднял гусеницами снег и побежал по своему следу.
ПЕРВЫЕ ДНИ НА ПАТЫМЕ
- Прежде всего, Андрюха, - сказал я, - надо соорудить хижину.
Смотрю на разбросанный скарб - бочки, мешки, торбы, рюкзаки, - и зачем это только Талип напихал столько. Можно подумать, мы сюда насовсем приехали.
- Давай делать нужное, Андрюха.
Идем. Выбираем на крутом яру величиной с комнату площадку между двух лиственниц. Я рассказываю Андрею, как строить, и мы принимаемся за работу. Очищаем от снега и кореньев место самодельными лопатами - я их вытесал из сухой сосны.
- Работать так работать, - говорит пацан и сбрасывает телогрейку. Так всегда и Талип делает, хоть какой мороз на дворе.
- Мне что-то погода не нравится. Протянет ветром, и схватишь радикулит.
- А мне нравится - и погода нравится, и мастерить хижину.
Собаки тоже помогают, особенно Голец, - то и дело хватает лопату зубами.
- Вот сорванец, - ругаю щенка.
Андрей смеется:
- Хорошо бы нам, дед, научить его дрова таскать.
Ветка не участвует в строительстве, подошла, улеглась на брезент и укоризненно смотрит на Гольца.
Разгребаем снег, капельками крови алеет подавленная брусника.
Теперь надо меблировать хижину, пока стены и крыша не мешают, на земле ведь спать не годится. Решаем соорудить двухспальную кровать, стол. Должен сказать ради справедливости - у нас с Андреем разногласий ни в проектах, ни в исполнении пока нет. За исключением мелочей - то оба хватаемся за лопату, то за топор оба.
Мы бродим по снегу между деревьев, собираем валежины, сваливаем подгнившие сушины, идем след в след. За нами дырки. Если заглянуть - на донышке синеет вода. Весь снег набряк водой. Хлябкий, осел, зато хорошо видны валежины. Они даже паром дымят. Это работает солнце.
Я выбираю нужную деревину. Андрей собирает сучья, и тащимся на строительную площадку. Из жердей делаем настил.
- Теперь, Андрей, перину стелить будем.
- А где возьмем?
Щеки у него горят, шапку тоже сбросил, и уши как маки - простынет еще!
- Надень телогрейку и садись вот сюда на кровать взбивать пух.
Я таскаю кусты. Андрей обламывает веточки лапника и стелет их. Как только перина поднимается горкой, Андрей не может удержаться, падает на пружинистые ветки.
- Ну, здорово ты, дед, придумал, я тоже придумывать буду.
Согласен. Рубим, ошкуриваем, таскаем жерди, на перекладину выбираем толщиной со стакан, на прожилины - потоньше.
Скрепляем каркас. Андрей подает гвозди, поддерживает прожилины. Если смотреть на остов с торца, получилась буква "П". Раскатываем брезент и тянем за один край через перекладину. Собаки тоже не могут удержаться от восторга, заливаются лаем. Голец хватает зубами - помогает.
Брезент натягиваем потуже, расправляем складки, концы плотно прижимаем к земле, чтобы не поддувало, и кладем на них палки потяжелее. Торцы заделываем. Свернув брезент солдатским письмом, один торец запечатываем наглухо, другой оставляем с прорехой для входа. Тут же забираемся внутрь.
- Ну, заходи, - приглашает Андрей щенка. Голец просовывает черную пуговицу носа, но не заходит. Стесняется.
- Эх ты, бояка, - говорит Андрей и садится на край кровати. - Всем места хватит, и дядя Слава мог бы, и Талип, - рассуждает он.
- Устал, Андрюха, проголодался?
Отрицательно машет головой.
- Может, корочкой поковыряем в зубах?
- И ты, дед, поковыряешь? Тогда давай.
- Один момент, если не возражаешь, прежде сложим пожитки.
- Не возражаю, - серьезно отвечает Андрей.
Таскаем мешки с сухарями и хлебом, укладываем в красном углу на клетку из поленьев, чтобы сухари не набрали сырости. Спальный мешок и одежду на лежанку. Ружье с патронташем вешаю на сучок, банки - штабелем. А вот масло, сахар, чай - в бочку: не то распробуют грызуны. На бочку крышку - и ларь, и стол готовы.
Соль отдельно подвешиваем в мешочке к перекладине. Основательно, по-хозяйски - на охоте не полагается горячку пороть и валить в кучу как попало. Спички, например, в брезентовой рукавице тоже подвешены, другая рукавица уложена в мешок с сухарями - про запас. Кружки, ложки, миски, конечно, на стол; ведро, чайник, котелок - к костру. Рыбацкие снасти, банку с карбидом, мешок с лодкой - под крышу, на ваги. Карбидку - у входа в хижину, в закуток; и не мешает, и под рукой. Осматриваем, все ли к месту, и только сейчас замечаем что солнце уже скатилось за гору.
Щенок тоже присмирел. Утомился, в сторонке грызет щепку. Ветка, свернувшись в комочек, лежит на моей телогрейке - с понятием собака.
Хватаю чайник и бегу к речке. Под ногами хрустит снег - уже прихватило сверху. Продираюсь сквозь кустарник, под яром набито выше пояса. Ледяшки звенят. Кажется, снег до самого горизонта. Надо бы по Славкиному следу. Всегда думаю задним числом. Едва выбрался на лед. Хожу по застывшей наледи. Слышу, где-то булькает вода, а не пойму где. Петляю вдоль речки.
Вижу: чернеет на льду полынья, подхожу - размытый перекат - звериный водопой, тропа набита. На склоне подъеденный лосями тальник. Смотрю и волнуюсь. Отчего, и сам не знаю, просто волнуюсь. Наклоняюсь и сую чайняк в воду, он торчит поплавком, сопротивляется, горлышко узковатое - черпаю крышкой, наливаю в чайник. Обратно по Славкиному следу.
Собаки встречают лаем - не узнали, что ли.
- А я, дед, дров принес.
На месте костра валяются несколько палок и полкоробки исчирканных спичек. Андрей сидит склонившись, без шапки.