Михальков, до сих пор спокойно сидевший на скамейке боком к начальнику штаба, повернулся к нему и хмуро отрезал:
— Я, может, и герой, а вот ты горазд только языком болтать у карты...
Командир отряда поднял руку, призывая спорщиков к спокойствию:
— Мне ваши рассуждения понятны, товарищи. Принимаю решение. Вам, товарищ Михальков, с этой минуты приступить к подготовке операции и ждать дальнейших приказаний...
Михальков вскочил со скамейки, вытянулся:
— Есть, товарищ командир, готовить операцию!
— А вам, — обращаясь к начальнику штаба, продолжал Мартын,— поручаю сегодня же представить план операции и выслать на место разведку.
Начштаба медленно повернулся к командиру отряда:
— Есть... понятно...
Михальков косо взглянул на него и, толкнув носком сапога в дверь землянки, торопливо вышел.
В помещении остались командир отряда и начальник штаба. Оба они были не совсем довольны поведением Михалькова, чрезмерной горячностью его, хотя одновременно и уважали, и высоко ценили этого смелого воина, одного из лучших командиров рот.
— Плохо то, что у нас все еще нет хорошей разведки,— с укором сказал Мартын.
Начштаба охотно согласился с ним.
Правильно. Это наш самый большой недостаток. Но вся беда в том, что в отряде мало людей, которые знают здешние места.
— Неправда! — сказал командир отряда.
— Как — неправда? Почему вы так думаете?
— Потому! — Мартын побарабанил кончиками пальцев по крышке грубо сколоченного стола.— Не знаете вы людей, вот что. Среди них много местных. Вот хотя бы наша связная, учительница Зинаида Антоновна.
— Верно.
— Стыдно не знать людей!
— Стыдно, — согласился начштаба. — Я думал, что она городская. Из Минска.
— Конечно, из Минска. Но ведь она с первых дней войны в Каменке живет. А сколько по нашим заданиям походила! Да она тут каждый кустик, каждую тропку знает. Ведь здесь родилась...
Оба умолкли.
Мартын не торопясь скрутил цигарку, глубоко затянулся дымком самосада. Начштаба чувствовал себя виноватым перед командиром: он, военный человек, должен учить Мартына, а вместо этого самому приходится учиться у него.
— Ты прости, товарищ Мартын, — нарушил он молчание.— Разведка у нас действительно слабо поставлена, и в этом в первую очередь моя вина.
— Чтобы помочь Михалькову,— пропустив мимо ушей это признание, сказал Мартын,— надо включить в операцию учительницу. Зинаида Антоновна человек надежный, не подведет.
— Я поговорю с ней.
Начштаба поднялся с места, но командир отряда остановил его:
— Не вызывай ее. Лучше сам сходи.
— Хорошо.
И начальник штаба вышел из командирской землянки.
Медленно занимается августовское утро.
Сначала слабый, но чем дальше, тем более яркий свет проступает на небе, неся с собой день, и вот наконец золотые лучи солнца заливают и небо, и еще спящую землю. Деревья, кусты, каждая травинка загораются под этими лучами красивыми разноцветными огоньками капелек росы. А в лесу свежо и тихо. Тишина стоит такая торжественная и одновременно настороженная, что партизаны Михалькова невольно начинают и прислушиваться к этой тишине, и переглядываться друг с другом.
Подобравшись к самой Каменке еще глубокой ночью, Михальков приказал роте остановиться, залечь и ожидать дальнейших приказаний. Он рассчитывал к рассвету получить уточненные данные разведки и тогда сразу двинуться на разгром гитлеровского гарнизона.
Михальков нервничал, злился на начальника штаба отряда: никакой разведки, все на авось!
Вчера с согласия матери в Каменку отправился Андрейка. Но вдруг он попадется?.. Командир отряда спустился на широкий пень близ куста орешника и задумался.
...А в это время Андрейка осторожно возвращался к избе бабушки Василисы. Он полз огородами и густыми кустами ягодников и запоминал все, что попадало в поле его зрения.
Возле каменного здания школы Андрейка насчитал семнадцать автомашин, накрытых брезентом защитного цвета. По сторонам их, в неглубоких канавках, стоят два пулемета. Возле них, растянувшись на земле, храпят гитлеровцы. Неплохо бы заглянуть еще во дворы, нет ли и там машин. Но время было спешить к своим.
Возле избы Ахрема Наумчика Андрейка вскочил на ноги и быстро помчался по огороду. Дом бабушки Василисы был теперь рядом. И едва мальчик поравнялся с хлевом, прилегающим к дому, как тут его и заметили осоловевшие за бессонную ночь глаза Романа Томашука.