— Не отчаивайся, Зинаида Антоновна,— пытался успокоить ее Мартын,— давай лучше посоветуемся, что дальше делать.
— Советоваться? Со мной?— с недоумением взглянула учительница на командира.
— Да, с тобой. Тревожусь я об Андрейке. Из головы не выходит.
Слова эти растрогали Зинаиду Антоновну. На мгновение показалось, что это ее отец, старый, седенький учитель, разговаривает с нею так душевно и искренне. Выражение отчаяния и душевной боли постепенно сошло с лица Зинаиды Антоновны, и вскоре перед Мартыном опять стояла бесстрашная партизанская разведчица. Зинаида Антоновна заговорила спокойно, взвешивая и обдумывая каждое слово:
— Операцию во что бы то ни стало надо доводить до конца. Мы должны выбить фашистов из Каменки и выбьем, обязательно.
Мартын повидал немало разных людей за свою жизнь, но такие, как эта «городская учительница» — так звали Зинаиду Антоновну в отряде, — встречались ему не часто. Эта женщина была поистине бесстрашной.
Командир вспомнил приход учительницы в отряд, ее первую разведку, и ему стало ясно: перед ним кристально честный человек, мужественный и самоотверженный борец за свой народ. Вот почему и сейчас Мартын был уверен, что Зинаида Антоновна, пославшая сына в рискованную разведу, сама тоже готова пойти на любой риск во имя их общего дела.
— Вы правы, операцию надо доводить до конца, фашистов надо вышвырнуть из Каменкй,— сказал наконец Мартын.
— О чем же вы хотели посоветоваться со мной? — спросила учительница.
— Нам надо как-то добыть сведения о каменском гарнизоне.— Он опять поднял глаза на Зинаиду Антоновну.
— Я сегодня же ночью пойду в Каменку, — сказала она.
— Тогда, может, с кем-нибудь вдвоем? И заодно разузнаете об Андрейке.
— Его схватили, чует мое сердце! — Голос у Зинаиды Антоновны дрогнул.
— Возможно. — Мартын вздохнул.— Вот поэтому я и не могу разрешить вам идти одной в Каменку.
— А может, мне сходить к матери? Просто так... Ну, как это я делала раньше. Может, Андрейка там?..
— Не нужно так... рисковать. Попадете в лапы к Краузе.
— В таком случае, давайте человека,— уступила Зинаида Антоновна.— Только смелого, боевого.
— Вот это другой разговор, — согласился Мартын.— Дадим вам самого лучшего партизана.
Они попрощались и разошлись, как самые близкие люди.
Это, конечно, не было сном. Но, опустив голову на руки, Андрейка и в самом деле вздремнул, так как всю ночь не спал. И тотчас опять очнулся, вспомнив о том, что с ним случилось. О себе он почти не думал, но сердце болело оттого, что не выполнено задание командира. Горе охватывало мальчика все сильней и сильней: ведь по его вине Михальков, самый любимый и смелый командир, не сможет сделать то, что было намечено.
На миг подумалось: а вдруг Михальков, не дождавшись разведчика, все равно пойдет на штурм здешнего гарнизона? Ведь тогда гитлеровцам будет не до Андрейки, и он сможет спастись, останется жив и вернется в отряд! Да, скорее всего именно так и поступит Михальков.
Но тут же реальная действительность в образе фашистского часового опять напомнила о себе, и эта надежда начинала гаснуть, отдаляться.
Сквозь небольшое оконце в комнату уже лился мутный полусвет, все больше и больше освещая хмурое и неприветливое помещение.
С каждой минутой у него на душе становилось все тревожнее и тревожнее. Он волновался за исход операции, за маму, за бабушку Василису, за самого себя. Было страшно, одиноко.
Дверь в помещение отворилась, и вошел Краузе. Часовой вытянулся перед ним, а комендант негромко спросил, кивнув головой на пленника:
— Спит?
Часовой что-то ответил.
В комнату вошли еще двое фашистов. Краузе, рукой указав им на мальчика, вышел. Немцы подхватили Андрейку под руки и потащили следом за комендантом.
Остановились они возле высоких, чуть приоткрытых дверей, крашенных белилами, в которые уже вошел Краузе. «Значит, меня ведут к коменданту»,— холодея, подумал Андрейка. Лицо его передернулось, в глазах мелькнул страх, но тут же погас.
Еще минута — и гитлеровцы, втолкнув мальчика в большую светлую комнату, плотно прикрыли за ним дверь. В дальнем углу комнаты стоял просторный стол с большим креслом за ним. Возле кресла, не спуская глаз с Андрейки, стоял высокий фашистский офицер с круглым, как арбуз, животом.
Мальчик окинул его быстрым взглядом и молча остановился на краю ковра, устилавшего пол перед столом. Коверкая русские слова, комендант приказал ему подойти ближе и, когда пленник выполнил приказание, вдруг неожиданно крикнул: