— И я предложил ему сразиться во славу моей королевы. Королева расцвела улыбкой. Она нимало не сомневалась, сказала она, что рано или поздно даже в сем пустынном краю сэру Ланселоту найдется достойный соперник, способный, в конце концов, оценить превосходство нашего первого рыцаря. Дура.
— И, выслушав меня, он признался, что сочтет за честь служить такому королю, и препоручил себя в мои руки, хотя, заверяю вас, это могучий рыцарь и оружие у него знатное… И я поклялся, что мы не причиним ему вреда, но примем как равного, и вот он готов предстать перед вами…
Он хлопнул в ладоши, и, повинуясь сигналу, двое сервов ввели человека в заношенном комбинезоне. Кислородную маску он снял, входя в залу, и теперь она болталась у него под подбородком.
— Сюрприз! — сказал он.
* * *Он поглядел на меня, потом на моих рыцарей и все понял. Мои тоже смотрели на меня — как-то я окажу прием благородному пленнику Ланселота? Я откашлялся и сказал:
— Мы, король Артур и королева Гвиневера, рады приветствовать тебя, доблестный рыцарь, у себя в Камелоте…
— Сисадмин, да? — он переступил с ноги на ногу между двумя сервами. — А я — вольный охотник. Думал, вот-вот планету откроют для разработок, а я уже тут! Чистое золото, а не планета!
Планету откроют для разработок не раньше, чем я представлю подробный отчет. Разве что кто-то кого-то сильно подмажет там, наверху… А пока здесь имею право находиться только я. И мои рыцари.
— Я — король Артур, — напомнил я ему, — а то, что ты делаешь, противозаконно.
— Он сдался мне в плен, — на всякий случай напомнил Ланселот. Из нашего разговора он понял только, что я за что-то гневаюсь на чужака.
Я вздохнул.
— Почему бы нам не поговорить с глазу на глаз, — спросил он, — не обсудить все за рюмочкой?
Он глядел на меня насмешливо, кривил губы. Презирал меня. Мне захотелось стать очень маленьким и спрятаться за спинку трона. Я выпрямился.
— Быть может, о рыцарь, ты желаешь принести мне вассальную клятву, и обещав посвятить свои будущие подвиги королеве Гвиневере, удалиться к себе в шатер и возвратиться, чтобы поведать о своих победах, скажем, через год…
Он поглядел на Гвиневеру, которая милостиво кивнула ему со своего возвышения. Жемчуг оплетал ее косы, ручейком сбегал по шее, в ложбинку меж грудями, еще одна нитка оплела руку, и она рассеянно перебирала ее белыми пальцами. Она была прекрасна, ибо такой я ее запрограммировал.
У меня — мои рыцари, подумал я. Они не дадут меня в обиду.
— Я предпочел бы остаться здесь, король. При твоем блестящем дворе.
Вот сволочь!
— Что ж, — сказал я, — тогда будь моим гостем, о пленный рыцарь. Соблюдай наши обычаи и помни о клятве, которую ты дал сэру Ланселоту. Под каким девизом ты желаешь служить королеве и Круглому Столу?
Он помолчал, моргая глазами и усмехаясь. Потом сказал:
— Девизом? О нет, сир, у меня есть имя. Славное имя.
— Так назови его, — вздохнул я.
Джон? Клаус? В лучшем случае какой-нибудь Перегрин…
— Мордред, — сказал он, глядя мне в глаза, — меня зовут Мордред.
— Я не мог его выгнать. Вот так, без видимого повода. Мои рыцари — они бы не поняли. Вот если бы он оскорбил меня или, еще лучше, королеву…
— Но он не оскорбил ее. Скорее, напротив.
— Да. Он оказывает ей всяческие знаки внимания. И при этом смотрит на меня и усмехается. А я… не знаю, что делать.
— Убей его, — сказал Мерлин.
— Я не… как?
— Не знаю, как. Отрави. Столкни с балкона. Ты же король.
— Я не просто король. Я — Артур.
— Ты — сисадмин Големба. Убей его.
— Я — Артур. Он назвался Мордредом. Ты понимаешь, что это значит? Мерлин, я боюсь.
— Он домогается королевы. Уличи его. Натрави на него рыцарей. Они не дадут тебя в обиду.
Он повторял мои же мысли, Мерлин. Говорил моими же словами. Не удивительно. Он — и есть я. До какой-то степени.
— Что с них возьмешь? Они ведь подыгрывают мне. Угадывают сюжетные ходы. Даже там, где сюжет ведет к боли и гибели. Кстати, Ланселот, по-моему, глючит. Ты его проверил?
Мерлин сидел неподвижно, сцепив узловатые пальцы.
— Да. Он чист.
— Тогда…
— Они ведь рассказывают о том, что видят, но интерпретируют это по-своему. Он же принял модуль этого твоего Мордреда за шатер странствующего рыцаря, так?
— Ты хочешь сказать, он действительно видел что-то такое, что интерпретировал, как Грааль?
— Разве это не в обычае людей? Видеть нечто, а потом описывать это нечто в доступных им понятиях? Как знать, быть может тот, настоящий Грааль…
— Он не человек.