Дикого льва, которого привезли из леса всего месяц назад! Да он
проглотил его - я и глазом моргнуть не успел. Лавиния (снова садясь). Бедный Спинто! Такая смерть даже за мученичество не
сойдет! Смотритель зверинца. Пусть пеняет на себя! Кто его просил лезть раньше
времени в пасть моему льву? Андрокл. Может быть, теперь лев не станет есть меня? Смотритель зверинца. Вот вам типичный христианин: только о себе и думает. А
что мне делать? Что мне сказать императору, когда на его глазах один из
моих львов выйдет на арену полусонным? Эдитор. Ничего не надо ему говорить. Дай льву слабительного и кусочек
соленой рыбки, чтобы разжечь аппетит. Смех.) Смотритель зверинца. Да, тебе легко смеяться, а... Эдитор (вскакивая на ноги). Ш-ш-ш... Смирно!. Император!
Смотритель зверинца стремительно бросается в проход.
Гладиаторы браво вскакивают и строятся в одну шеренгу.
Император входит с той стороны, где сидят христиане; он
беседует с Метеллием; за ним идет свита.
Гладиаторы. Здравствуй, кесарь! Идущие на смерть приветствуют тебя. Кесарь. Доброе утро, друзья. Метеллий пожимает руку эдитору, который принимает эту честь с
грубовато-добродушным почтением. Лавиния. Благословение, кесарь, и прощение. Кесарь (удивленно оборачивается, услышав это приветствие). Христианам нет
прощения. Лавиния. Ты меня неправильно понял, кесарь. Я имела в виду, что мы прощаем
тебя. Метеллий. Невероятная вольность! Ты разве не знаешь, женщина, что император
всегда прав, а следовательно, не нуждается в прощении? Лавиния. Я полагаю, император имеет на этот счет свое мнение. Во всяком
случае, мы его прощаем. Христиане. Аминь! Кесарь. Видишь теперь, Метеллий, к чему приводит излишняя строгость? У этих
людей не осталось надежды, поэтому ничто не мешает им говорить мне все
что они хотят. Они дерзки, почти как гладиаторы. Который из них
греческий колдун? Андрокл (смиренно дотрагиваясь до завитка волос на лбу) Я, ваша милость. Кесарь. Ваша милость! Славно. Новый титул. Ну, какие же ты можешь творить
чудеса? Андрокл. Я умею выводить бородавки, потерев их моим портновским мелком, и я
могу жить со своей женой и не бить ее. Кесарь. И только-то? Андрокл. Ты не знаешь ее, кесарь, иначе ты бы так не говорил. Кесарь. Ну что же, мой друг, мы поможем тебе от нее благополучно избавиться.
Который из них Ферровий? Ферровий. Я, кесарь. Кесарь. Я слышал, ты славный боец. Ферровий. Биться нетрудно, кесарь. Я и не то могу: я могу и умереть. Кесарь. Это еще легче, не так ли? Ферровий. Не для меня, кесарь. Моя плоть с трудом приемлет смерть, а дух с
легкостью приемлет битву. (Стеная, бьет себя в грудь.) О, грешник,
великий грешник! (Падает на ступени в глубоком унынии.) Кесарь. Метеллий, я бы хотел видеть этого человека в гвардии преторианцев. Метеллий. А я - нет, кесарь. Он из тех, кто портит всем настроение. Есть
люди, в чьем присутствии не повеселишься: не люди, а ходячая совесть.
Нам было бы при нем не по себе. Кесарь. И по этой причине тоже неплохо было бы видеть его среди вас. Чем
больше у императора совестливых, тем лучше. (Ферровию.) Послушай,
Ферровий.
Ферровий трясет головой и упорно смотрит в землю.
Сегодня на арене силы будут равны. Ты и твои товарищи получите оружие,
и на каждого христианина придется один гладиатор. Если ты останешься
жив, я благосклонно отнесусь к любой твоей просьбе и предоставлю тебе
место в гвардии преторианцев. Даже если ты попросишь не спрашивать тебя
о вере, я, вполне вероятно, не откажу тебе. Ферровий. Я не буду сражаться. Я умру. Лучше стоять в ряду архангелов, чем в
строю преторианцев. Кесарь. Не думаю, чтобы архангелы - кто бы они ни были - отказались
пополнить свои ряды преторианцами. Однако как тебе будет угодно. Идем,
посмотрим представление.
В то время как император со свитой поднимаются по
ступеням, в проходе появляются Секутор и Ретиарий,
возвращающиеся с арены. Секутор покрыт пылью и очень
сердит; Ретиарий ухмыляется.
Секутор. Ха! Император! Вот теперь увидим! Кесарь, скажи: честно со стороны
Ретиария вместо того, чтобы, как положено, накинуть на меня сеть,
возить ею по земле, пока я чуть не ослеп от пыли, а потом поймать меня?
Если бы весталки не подняли пальцы, я был бы уже мертв. Кесарь (останавливаясь на ступенях). В правилах это не запрещено. Секутор (с негодованием). Кесарь, это грязный трюк. Разве не так? Кесарь. Это пыльный трюк, дружок.
Подобострастный смех.
В следующий раз гляди в оба. Секутор. Это он пусть глядит в оба. В следующий раз я кину меч ему под ноги
и удушу его собственной его сетью прежде чем он вскочит. (Ретиарию.)
Так и знай. (Уходит, мрачный и разгневанный.) Кесарь (посмеивающемуся Ретиарию). Эти трюки неумны мой друг. Зрители любят
видеть мертвеца во всем его блеске и великолепии. Если ты вымажешь ему
лицо и перепортишь оружие, они выкажут свое неудовольствие тем, что не
дадут тебе его убить. А когда настанет твой черед, они это тебе
припомнят и опустят вниз большие пальцы. Ретиарий. Может, потому я и сделал так, кесарь. Секутор поспорил со мной на
десять сестерций, что победит меня. Если бы мне пришлось его убить, я
бы потерял эти деньги. Кесарь (умиленно смеясь). Ах вы, плутишки, нет конца вашим проделкам. Я всех
вас распущу и стану устраивать слоновьи бои. Слоны дерутся честно.
Поднимается к своей ложе и стучит в дверь. Дверь
открывает капитан; он вытягивается во фронт, пропуская
императора. В проходе появляется мальчик, вызывающий на
арену участников представления, за ним - три
униформиста; у первого в руках связка мечей у второго
несколько шлемов, у третьего - латы и другие детали
доспехов; они кидают все это в общую кучу.
Мальчик. С вашего позволения, кесарь, одиннадцатый номер программы!
Гладиаторы и христиане!
Ферровий вскакивает, готовый принять мученический венец.
Остальные христиане реагируют каждый по-своему: одни
радостно и бесстрашно, другие - сдержанно и горделиво,
третьи - беспомощно заливаясь слезами, четвертые
горячо обнимая друг друга.
Мальчик уходит.
Кесарь (оборачиваясь у дверей ложи). Час настал, Ферровий. Пойду в ложу,