— Успокойся! — громко сказала Кристин. — Тише! Она машинально наклонилась и заглянула в окно. Глаз не отрываясь смотрел на нее, а существо неистовствовало все больше и больше, било о стенки бака краями своего студнеобразного тела. Кристин провела рукой по лбу; у нее слегка закружилась голова оттого, что она стояла нагнувшись, но, словно загипнотизированная, она не могла оторвать взор от этого глаза. Так она простояла целую долгую минуту, затем другую, теряя способность мыслить. Медленно, будто по собственной воле, ее правая рука двинулась вверх по стенке бака, и пальцы нащупали провод, ведущий к кабелю энцефалографа. Пальцы коснулись провода и дрогнули, почувствовав слабый удар тока. Едва Кристин дотронулась до провода, Циклоп успокоился. Он продолжал не отрываясь смотреть на девушку, но метаться перестал. Теперь лишь гудение машины нарушало тишину, царившую в безлюдном здании. Кристин медленно, как в трансе, выпрямилась, продолжая держаться за провод. Ее пальцы скользнули вдоль провода, коснулись оболочки кабеля и сомкнулись вокруг него. Кабель был подвешен свободно. От бака он тянулся к стене лаборатории, а дальше шел по ней, подвязанный кусочками изоляционной ленты к гвоздям, вбитым через несколько метров друг от друга. Рука Кристин нащупывала кабель, и девушка, словно в трансе, пошла за ним — сначала через комнату к стене, затем вдоль стены — к двери в машинный зал. Глаза ее были открыты, но неподвижны и невидящи. Кабель исчезал в отверстии, просверленном в деревянном косяке двери, и Кристин, утратив возможность следовать за ним дальше, словно растерялась. Затем она подняла другую руку и обхватила кабель по ту сторону двери. Правая рука опустилась, и девушка вошла в зал, держась за кабель левой рукой. Она медленно и с усилием продвигалась вдоль стены к стойкам контрольных блоков; ее дыхание было глубоким, но затрудненным, как у спящего, который видит дурной сон. В центре металлической стены контрольных стоек кабель подходил к трансформатору, установленному под индикаторной панелью. Огоньки на панели равномерно мигали в каком-то гипнотическом ритме, и теперь взгляд Кристин был устремлен на них, как до этого — на глаз Циклопа. Она немного помедлила перед панелью, как будто не собираясь идти дальше. Затем ее левая рука медленно отпустила кабель, а правая вновь поднялась и пальцы обеих рук сжали провода высокого напряжения, которые уходили от трансформатора вверх к двум стержням у ее головы. Провода были в изоляции, и только под самыми стержнями их жилы были оголены и зажимались выступающими клеммами. Руки Кристин медленно, дюйм за дюймом, ползли по проводам вверх. Ее лицо побелело и стало изможденным; вдруг она зашаталась, как тогда, когда Флеминг заставил ее встать между стержнями. Но она крепко сжимала провода, а ее пальцы по-прежнему медленно двигались вверх. И вот они коснулись оголенных жил. Все остальное произошло мгновенно. Ее тело изогнулось, пронзенное разрядом. Раздался пронзительный крик, ноги Кристин подкосились, голова запрокинулась, и она повисла на руках, словно распятая. Лампочки на индикаторной панели вспыхнули, освещая ее искаженное лицо; в соседней комнате раздались настойчивые гулкие удары. Так продолжалось секунд десять. Затем крик оборвался, на предохранительном щитке над головой Кристин раздался громкий взрыв, лампочки на индикаторной панели потухли, ее сведенные судорогой пальцы отпустили оголенные провода, и она тяжело, бесформенной грудой, рухнула на пол. На мгновение наступила тишина. Циклоп перестал биться, гул машины затих, словно обрезанный ножом. Затем зазвонил аварийный колокол. Первой в зал вбежала Джуди, которая проходила мимо здания, когда на стене, над входом, ожил аварийный звонок. Распахнув дверь, она сломя голову бросилась по коридору в помещение пульта управления. Сначала она ничего не увидела. Трубки люминесцентных ламп под потолком продолжали сиять, но пульт закрывал от Джуди пол у индикаторной панели. Потом она увидела тело Кристин и, бросившись вперед, упала на колени.
— Кристин! Джуди повернула тело на спину. Глаза Кристин смотрели невидящим взглядом, руки безвольно упали на пол. Ладони почернели и местами обгорели до кости. Джуди послушала сердце, но оно не билось. «Господи! — подумала она. — Почему я всегда застаю только смерть?» Рейнхарт узнал о случившемся в Лондоне. Он сообщил об этом Осборну, но тот отнесся к смерти Кристин иначе, чем ожидал профессор. Осборн, несомненно, встревожился, но, по-видимому, его занимало что-то другое, и печальная новость была воспринята им просто как еще один удар из многих. Рейнхарт был огорчен и недоумевал: не только Осборна, но и всех, кого он ни встречал, странствуя по кабинетам Уайтхолла, казалось, угнетали какие-то мрачные мысли. Пытаясь вырваться из этой тягостной атмосферы, Рейнхарт решил наведаться в Болдершоу-Фелл, где он давно не был, но тут же выяснилось, что радиотелескоп передан министерству обороны и основательно засекречен. Это произошло без всякого предупреждения на прошлой неделе, пока он был в Торнессе. Рейнхарт, вне себя от бешенства из-за того, что с ним даже не поговорили, отправился к Осборну, но тот был слишком занят, чтобы принимать посетителей. Через несколько дней пришло заключение о смерти Кристин и протокол вскрытия. Профессор был по крайней мере избавлен от тяжкой обязанности объясняться с ее близкими, так как родители Кристин уже умерли, а других родственников в Англии у нее не было. Флеминг прислал ему короткое мрачное письмо, сообщая, что серьезных повреждений в машине не оказалось и что у него есть своя теория насчет смерти Кристин. Затем пришло письмо подлиннее, где говорилось, что перегоревшая цепь исправлена и машина снова работает полным ходом, передавая в запоминающее устройство фантастические количества информации. Правда, что это за информация, Флеминг не написал. Дня через два после этого профессору позвонила Дауни и сообщила, что машина начала печатать и извергает целые каскады цифр, причем, насколько они с Флемингом могут судить, это уже не вопросы, а информация.