В древнерусской летописи Нестора, или Лаврентьевской летописи, осталась отмеченная 1104 годом короткая заметка следующего содержания:
«Лета 6612 году. Володарева дочь была отдана в жены наследному принцу, сыну Алексея, в Царьград 20 числа месяца июль»[120].
Дочь Володаря Ростиславича из династии Рюриков была сестрой Ростислава и Владимирко, отца Ярослава Осмомысла. Она была отдана в жены сыну Алексея I. Но которому сыну? Император имел трех сыновей, и к каждому из них мог относиться титул «наследный принц». Здесь определенно не было речи об Иоанне, будущем императоре, потому что он, родившийся в 1092 году, женился в 1108 году на Приске, дочери венгерского короля Владислава, которая в Византии взяла имя Ирина[121]. Из двух других братьев Андронику в 1104 году едва ли было 6 лет, а Исаак был еще моложе; как могли они, таким образом, вступить в брак? Сначала русский источник рассматривали как гипотетический[122]. Только когда В. Василевский на основании материалов сравнительного анализа показал, что слово «gegeben» (выдана) следует понимать в смысле «verlobt» (обручена) или «vergegeben» (приглашена)[123], доказательство источника признали достоверным[124]. Вопрос о том, кто из братьев имелся в виду, долго считался самым важным[125]. В результате этого внимание было привлечено только к династической политике Византийской империи. Эта политика проводилась с учетом той выгоды, которую получало государство от брака мужского представителя правящей семьи с иностранкой. В то же время, однако, в бракосочетаниях греческих принцесс с правителями иностранных государств проявлялась сдержанность[126]. С моей точки зрения, русский летописец имеет в виду императорского сына Исаака[127], который был почти сверстником Иоанна, раз он остался в стороне и был готов помочь брату при вступлении на отцовский престол, а позже пытался оспаривать его власть. Несмотря на то что в извлечении выводов ex silentio рекомендуется крайняя осторожность, это предположение подкреплено все-таки возможностью того, что речь идет именно об Исааке, который с детства пользовался большей любовью отца, чем Андроник. С ранних лет Алексей I, очевидно, не возлагал никаких политических надежд на Андроника, который умер бездетным в юношеском возрасте. Другие факты говорят о том, почему также кажется правдоподобным обручение и только после этого бракосочетание Володаревны с Исааком. Чуть ниже мы увидим, что Андроник, сын севастократора Исаака, в свое время бежал из тюрьмы в Галицкое княжество, где он был принят с распростертыми объятиями Ярославом Осмомыслом, сыном Владимирко, следовательно, своим двоюродным братом. Он принял участие в заседаниях Совета русских бояр, из чего можно заключить, что он должен был знать русский язык, а это дважды помогало ему ускользнуть из рук своих врагов. О его знании русского языка мог бы также свидетельствовать тот факт, что у надгробного памятника Мануилу он шептал греческие слова с русским акцентом, επωδή τις βαρβαρική λελόγιστο τά ύποψαλλόμενα[128]. С тем же акцентом коверкал он греческий язык в разговоре со стражником в гавани во время своего побега. Кровное родство с Ярославом Осмомыслом, а также знание материнского языка побудило его искать спасения именно на Руси, а не у турок, хотя бежать к ним было бы проще, так как это не требовало слишком большого обходного пути. Хотя он мог бы, конечно, рассчитывать на помощь султана Иконии, где поселился его брат Иоанн. О младшем брате Андроника мы совершенно ничего не знаем. Нам даже не известно его имя[129].
Глава III
Андроник в Византии
Севастократор Исаак Комнин имел трех сыновей, которые, по всей вероятности, родились в законном браке от русской княжны Володаревны. Андроник появился на свет вторым ребенком. Год его рождения можно установить лишь приблизительно, при сравнении источников. Киннам называет его сверстником, ήλικιώτης, императора Мануила[130], в сражениях которого под Неокесарией в 1140–1141 годах Андроник принимал участие на стороне своего отца Исаака[131], где он выказал большую отвагу в битве против врагов. Хронист упоминает при этом, что Мануилу тогда не было и восемнадцати лет[132], и называет его юношей, μειροοαον[133]. Девятнадцати лет он уже взошел на престол[134].
121
С. Шестаков. Византийский посол, с. 367;
F. Chalandon. Les Comnène, I, p. 11, 55;
К. Грот. Из истории Угрии, с. 26.
124
К. Грот. Из истории Угрии, с. 180, примеч. 3;
С. Шестаков. Византийский посол, с. 367.
126
См. С. Пападимитриу. Брак Мстиславны с Алексеем: Wiz. Wrem. XI (1904), с. 73–98;
Лопарев, цит. соч., с. 418.
127
Эти соображения высказывал уже К. Грот (Из истории Угрии, с. 180, примеч. 3) без единого довода.