Состояние здоровья императора ухудшалось с каждым днем. 24 сентября 1180 года, после более чем тридцатилетнего правления, он отошел в лучший мир в присутствии своего сына Алексея и всего двора, найдя еще время облачиться в монашескую рясу под именем Матфей. Его прах был захоронен в часовне монастыря Пантократор.
«Со смертью императора Мануила, — пишет Евстафий, — разрушилось все, что было в государстве незыблемым, и вся империя погрузилась во мрак, как после захода солнца»[393].
Правление формально перешло к малолетнему сыну Мануила, Алексею II. Охота и игры со сверстниками интересовали подростка больше, чем императорская корона, к которой уже потянулись жадные руки. Вдова Мануила, василисса Мария, которую в столице называли Ксена[394] — чужеземка, в силу своего положения становилась в какой-то мере регентшей, которая правила от имени своего малолетнего и нелюбимого сына[395]. Довольно скоро во дворце Влахерн начались интриги за место регента и, в будущем, — за корону Константина Великого[396].
Всех претендентов на руку овдовевшей императрицы победил протосеваст Алексей, сын Андроника, родного брата Мануила. Честолюбивый и хвастливый юноша, который получил благодаря своей жене регенство, задумывался над тем, каким образом он мог бы получить титул василевса Византийской империи. Казалось, что пролатинская партия будет иметь полный успех, что вызывало недовольство дочери скончавшегося императора, Марии, духовенства и греческой части константинопольского общества[397].
Глава VI
Борьба за единовластие
Когда известие о смерти Мануила и о дворцовых интригах дошло до Инеона, в Андронике ожили прежние надежды сесть на императорский трон[398]. Теперь ему лишь надо было найти какой-нибудь подходящий повод, чтобы появиться на арене бурных событий в столице[399]. С этой целью Андроник взялся за текст присяги, которую он принес несколькими годами ранее. Содержание присяги не нуждалось в фальсификации:
«Если я увижу, или замечу, или каким-то образом услышу, что Вашему Величеству вредят или могут нанести вред Вашей семье, я Вас об этом извещу и в меру моих сил буду этому воспрепятствовать»[400].
Текст полностью соответствовал ходу его мыслей, и, так как он был человеком решительным, он стал писать одно письмо за другим Алексею II, патриарху Феодосию и другим друзьям скончавшегося императора, обвиняя протосеваста Алексея в заговоре против законного наследника престола. При этом он выражал беспокойство о судьбе своей племянницы и внушал мысль о немедленном выдворении нелегитимного регента с императорского двора. Эти письма были написаны с таким красноречием и дышали такой искренностью, что Андроник — так написал хронист — в конце концов стал казаться всем единственным сведущим человеком, который представляет интересы ромеев φιλορώμαως[401]. При поддержке антилатинской партии он быстро завоевал большой авторитет как зрелый деятель, годный для того, чтобы стать у кормила государственного корабля[402]. Положение Андроника даже усилилось благодаря протосевасту. Всеми нелюбимый, Алексей сконцентрировал в своих руках всю власть и получил полный контроль над государственной казной. Благодаря этому и подобным же ловким ходам он вызвал к себе ненависть сановников двора. При таком положении вещей он вынужден был в своих политических расчетах опираться на поддержку зажиточных слоев константинопольских латинян[403]. Взоры всей столицы были обращены на Андроника, все ждали его как «факел во тьме, как сияющую звезду»[404].
Самым страстным приверженцем Андроника, искавшим у него спасения, была Мария, дочь Мануила от первого брака. Она была полна ненависти к Алексею, и чувство это было тем естественней, что она уже и раньше ненавидела его любовницу и жену, свою мачеху. Под руководством Марии довольно скоро был организован заговор, главную роль в котором играли ее супруг, Ренье Монтеферрато, Алексей Комнин, внебрачный сын Мануила и Феодоры, Андроник Лапард, Иоанн Каматир из константинопольской епархии и дети Андроника Иоанн, Мануил и Мария. К заговору примкнули и многие другие[405]. Отважная Мария привела членов заговора к присяге на верность ее брату, Алексею II. Заговорщики вынесли протосевасту смертный приговор. Заговор был раскрыт почти в последний момент, когда императорская свита с протосевастом и Алексеем II в субботу первой недели поста праздника святого воина Феодора (13.02.1182) направлялась в Бафи Риакс, который лежал в пяти километрах от Золотых Ворот на Виа Игнатиа, любимого места прогулок константинопольцев. Руководители заговора были арестованы и преданы суду. Только Марии и Ренье удалось найти убежище в Св. Софии. На сторону кесариссы Марии, дочери Мануила, встали патриарх и подкупленная деньгами толпа народа. Мария отказалась от переговоров с протосевастом. Она требовала освобождения заговорщиков и удаления Алексея из дворца. Такие непомерные требования возмутили даже юного императора, который угрожал своей сводной сестре применением силы. Св. София была превращена в крепость; охрану взяли на себя вооруженные греки, итальянские гладиаторы и восточные иберийцы. В столице вооруженные палками толпы народа становились со дня на день все многочисленнее. Звучали враждебные призывы против протосеваста, начались грабежи в домах государственных сановников, бывших его сторонниками. Дом эпарха, Феодора Пантехнеса, также подвергся грабежу бунтовщиков, одновременно были украдены и императорские приватные документы. Константинополь бурлил. 8 февраля 1182 года в дело вступила армия Алексея II, но чаша весов в уличных боях стала склоняться на сторону протосеваста. Только тогда наступило перемирие. Мария с супругом вернулись во дворец[406]. Между тем Андроник, воодушевленный письмами своих приверженцев из Константинополя, выступил маршем во главе небольшой армии. По пути он привлекал на свою сторону сановников, пафлагонских стратиотов и сельских жителей тем, что растолковывал им значение принесенной присяги[407]. Андроник разъяснил им цель своего похода в столицу. Его окружали все большие толпы поклонников, не только тех, кто страстно желал переворота, но и тех, кто видел в нем будущего императора. Во всех частях Пафлагонии его принимали как персону, ниспосланную им самим Богом. В расположенной на море Синопе его встречала его дочь Мария. Она подробно рассказала ему о политической атмосфере, царящей во дворце[408]. Во время дальнейшего пути через Ираклию на Понте Андроник с присущим ему умением завоевывал новых приверженцев. Только Никея, столица Вифинии, закрыла перед ним свои ворота. К ее правителю, Иоанну Дуке, примкнул Великий Доместик Иоанн Комнин, наместник провинции Фракия. Он посмеялся над письмом Андроника, потому что хорошо знал его «как двуликого Януса и тирана». В Тарсе Андроник перетянул на свою сторону большинство его обитателей, то же было и в Никомедии. Против войска Андроника протосеваст Алексей выставил свою армию под командованием Андроника Ангела, отца Алексея и Исаака, будущего императора Византии. Андроник Ангел был полностью разбит у города Харакса благодаря превосходящим силам отрядов, состоявших из пафлагонских жителей под командованием евнуха. Это сражение решило судьбу протосеваста. С этого времени константинопольская аристократия начала переходить на сторону Андроника. В столице от Ангела потребовали отчета в деньгах, которые были потрачены им на неудавшуюся кампанию. Складывалось впечатление, что он втихомолку помогает врагам протосеваста. Учитывая эти обстоятельства, Ангел вместе с женой и шестью сыновьями перебежал в лагерь Андроника. Ошеломленный Андроник приветствовал его словами из Евангелия:
393
Eust. 380,11;
Nik. 356,6;
Wilh. Туг. XIII с. 857 С-858 В: apud Constantinopolim grandis circa imperium est permutatio.
394
Ксена было именем Марии в монашестве, которое она приняла при облачении в монашеское одеяние (впрочем, лишь на короткое время), по желанию своего супруга незадолго до его смерти.
397
Vardan der Grosse, S. 161;
F. Chalandon. Histoire de la domination Normande, p. 400;
J. Danstrup. Recherches critiques, p. 80;
N. Radojôiô. Dva poslednja Komnena, c. 30.