Остаток этих ужасных дней беглецы, искавшие спасения на судах, провели на Принцевых островах и в близлежащих городах, после чего, собрав флот и пылая жаждой мести, они опустошили огнем и мечом поселения, расположенные на побережьях Геллеспонта и Средиземного моря. Были разграблены также монастыри, в которых константинопольцы хранили свои богатства[427]. Войска Андроника не преследовали врага. Они ограничились локальными действиями внутри столицы.
При описании вышеназванных событий Хониат упоминает комету, которой можно было любоваться на небосводе, и говорит о кречете, который трижды перелетел через дорогу, ведущую от Св. Софии к Большому дворцу. Этим странным явлением Андронику было предсказано трехлетнее кровавое правление Византийской империей.
Почти все придворные толпились вокруг Андроника. Последним на азиатский берег явился патриарх Феодосий в сопровождении столичного духовенства. Однако Андроник принял их очень странным образом. Торжественно одетый, он сошел с коня и, по греческому обычаю, пал ниц перед патриархом. Через некоторое время он выпрямился, поцеловал подошву туфли Феодосия, приветствуя тем самым его как спасителя юного императора и как борца за добрые дела. Разговор обоих мужчин был драматически напряженным. Патриарх начал разговор цитатой из Книги Иова: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя»[428]и словами Давида; «Как слышали мы, так и увидели…»[429], потому что он знал Андроника только по рассказам Мануила[430].
Андроник, который на лету понял сентенцию глубокомысленного патриарха, ответил: «Смотрите, вот смиренный армянин»[431]. Андроник сожалел, что никто не стал на сторону патриарха при исполнении им опеки над Алексеем II и в управлении государством. Когда патриарх возразил, что он отказался принять на себя заботу о юном императоре и что вообще после появления под городом пафлагонской армии Алексея уже считали мертвым, Андроник покраснел от стыда и притворился, что он не понимает, почему говорят о смерти мальчика-василевса[432]. Патриарх уклончиво извинился, сославшись на свой преклонный возраст и на то, что церковным уставом ему не разрешается заниматься светскими делами, тем более что Андроника абсолютно достаточно, чтобы обеспечить Алексею надлежащую опеку. Здесь приведен разговор, который вели между собой аристократ Церкви и аристократ по происхождению. В первой половине мая Андроник решил вернуться в Константинополь как регент при императоре Алексее II[433].
В июле 1182 года была объявлена полная амнистия заговорщикам против василиссы Марии[434]. Сначала Андроник сохранял видимость опекуна Алексея II. Он не слишком вмешивался в дела императора и его матери. Оба они переехали по его приказу в Манганский дворец в Филопатионе[435]. Андроник со своими сторонниками и друзьями поселился во дворце Влахерн. Он посетил Алексея II только по прошествии довольно длительного времени. И снова, не обращая внимания на свой возраст, упал он перед императором на колени, обхватил его ноги[436] и ударил себя в грудь, заливаясь по своей манере слезами. Мария же чувствовала на себе его ненавидящий взгляд. После этого Андроник направился в свою палатку. Беседа с Алексеем о государственных делах продолжалась несколько дней. Содержание ее нам, к сожалению, неизвестно. Затем Андроник направился в столицу, чтобы посетить могилу Мануила в монастыре Пантократор. У надгробного памятника двоюродного брата он, к умилению присутствующих, начал горько рыдать. Но когда он по собственному желанию остался один, губы его двигались так, словно он молился, хотя многие из стоящих в отдалении говорили, что они слышали, как Андроник с «варварским акцентом» говорил о своем намерении отомстить двоюродному брату. Повествования Хониата превосходно характеризуют и лицемерие Андроника, и его словоблудие, и его притворство.
434
F. Dôlger. Regesten, Nr. 1551;
J. Danstrup. Recherches critiques, p. 83;
F. Cognasso. Partiti politici, р. 266.