В этой роли Ю.Андропов мог значительно расширить аппарат своего отдела, пополнив его рядом аналитических и консультативных подразделений. Еще в 1959 году он пригласил В. А. Крючкова, с которым уже работал в Венгрии. Крючков занял здесь вначале пост референта в секторе по Венгрии и Румынии, в 1962 году — помощника секретаря ЦК КПСС. Важным нововведением стало приглашение в аппарат отдела значительного числа молодых интеллектуалов: философов, китаистов, экономистов, юристов, политологов. Именно в отделе, руководимом Андроповым, начинали свою партийно-аппаратную карьеру в качестве советников и консультантов такие известные позднее ученые, публицисты и дипломаты, как Г. Арбатов, А. Бовин, Г. Шахназаров, Ф. Бурлацкий, Л. Делюсин, Ф. Петренко, О. Богомолов, Г. Герасимов и другие. Аналогичную группу консультантов стал создавать и Борис Пономарев, а также секретарь ЦК КПСС и председатель Идеологической комиссии при ЦК партии Леонид Ильичев. Здесь работали в качестве консультантов Ю. Красин, Ю. Карякин, И. Черноуцан и другие. Как правило, эти люди продолжали и свою научно-публицистическую деятельность, поддерживая друг с другом не только формальные связи. Многие из них опубликовали в 1990-е годы мемуары, где немало страниц посвящены их общению с Андроповым.
«Вот как состоялось наше знакомство, — писал Георгий Шахназаров. — Когда меня пригласили в большой светлый кабинет с окнами на Старую площадь, Юрий Владимирович вышел из-за стола, поздоровался и предложил сесть лицом к лицу в кресла. Его большие голубые глаза светились дружелюбием. В крупной, чуть полноватой фигуре ощущалась своеобразная "медвежья" элегантность… Он расспросил меня о работе журнала "Проблемы мира и социализма", поинтересовался семейными обстоятельствами, проявил заботу об устройстве быта и одобрительно отозвался о последней моей статье. Затем переменил тему, заговорил о том, что происходит у нас в искусстве, проявив неплохое знание предмета.
— Знаешь, — сказал Андропов (у него, как и у М. С. Горбачева, была манера почти сразу же переходить со всеми на ты), — я стараюсь просматривать "Октябрь", "Знамя", другие журналы, но все же главную пищу для ума нахожу в "Новом мире", он мне близок.
Поскольку наши вкусы совпали, мы с энтузиазмом продолжали развивать эту тему, обсуждая последние журнальные публикации… Мы живо беседовали, пока нас не прервал грозный телефонный звонок. Я говорю грозный, потому что он исходил из большого белого аппарата с гербом, который соединял секретаря ЦК непосредственно с "небесной канцелярией", то есть с Н. С. Хрущевым. И я стал свидетелем поразительного перевоплощения, какое, скажу честно, почти не доводилось наблюдать на сцене. Буквально на моих глазах этот живой, яркий, интересный человек преобразился в солдата, готового выполнять любой приказ командира. В голосе появились нотки покорности и послушания. Впрочем, подобные метаморфозы мне пришлось наблюдать позднее много раз. В Андропове непостижимым образом уживались два разных человека — русский интеллигент в нормальном значении этого понятия и чиновник, видящий жизненное предназначение в служении партии. Я подчеркиваю: не делу коммунизма, не отвлеченным понятиям о благе народа, страны, государства, а именно партии как организации самодостаточной, не требующей для своего оправдания каких-то иных, более возвышенных целей»[64].
«Я был приглашен консультантом в отдел Ю. В. Андропова в мае 1964 года, — писал в своих воспоминаниях Георгий Арбатов. — Могу сказать, что собранная им группа консультантов была одним из самых выдающихся "оазисов" творческой мысли того времени… Очень существенным было то, что такую группу собрал вокруг себя секретарь ЦК КПСС. Он действительно испытывал в ней потребность, постоянно и много работал с консультантами. И работал, не только давая поручения. В сложных ситуациях (а их было много), да и вообще на завершающем этапе работы все "задействованные" в ней собирались у Андропова в кабинете, снимали пиджаки, он брал ручку — и начиналось коллективное творчество, часто очень интересное для участников и, как правило, плодотворное для дела. По ходу работы разгорались дискуссии, они нередко перебрасывались на другие, посторонние, но также всегда важные темы. Словом, если говорить академическим языком, работа превращалась в увлекательный теоретический и политический семинар. Очень интересный для нас, консультантов, и, я уверен, для Андропова, иначе он от такого метода работы просто отказался бы. И не только интересный, но и полезный… Андропов был умным, неординарным человеком, с которым было интересно работать. Он не имел систематического формального образования, но очень много читал, знал и в смысле эрудиции был, конечно, выше своих коллег по руководству. Кроме того, он был талантлив. И не только в политике. Например, Юрий Владимирович легко и, на мой непросвещенный взгляд, хорошо писал стихи, был музыкален, неплохо пел, играл на фортепьяно и гитаре. В ходе общения с консультантами он пополнял свои знания, и не только академические. Такая работа и общение служили для Андропова дополнительным источником информации, неортодоксальных оценок и мнений, то есть как раз того, чего нашим руководителям больше всего и недоставало. Он все это в полной мере получал, тем более что с самого начала установил (и время от времени повторял) правило: "В этой комнате разговор начистоту, абсолютно открытый, никто своих мнений не скрывает. Другое дело — когда выходишь за дверь, тогда уж веди себя по общепризнанным правилам"»[65]. В некоторой степени эти методы работы использовались в общении Андропова с лидерами социалистических стран. Он настаивал на поиске более гибких форм общения между странами, стараясь с помощью политических и экономических средств предотвращать развитие ситуаций, которое могло бы повести к конфликту. Его не пугало отступление от каких-то сторон советского опыта, разумеется, до определенных пределов. Интересны воспоминания Александра Бовина, который начал работать в отделе Андропова с 1963 года. «Тогда еще продолжалась инерция XX съезда, — писал Бовин, — и Юрий Владимирович собирал вокруг себя сведущих людей.