Выбрать главу

Андрюшка

                                                                        I    Андрюшка был весьма замкнутым в себе подростком: тщедушный, бледный, с болезненного цвета худым лицом, усыпанным веснушками, большим неулыбчивым ртом с тонкими губами и отсутствующим взглядом. Оттопыренные его уши просвечивало солнце, что являлось предметом насмешек и обидных прозвищ со стороны одноклассников.     Ко всему прочему, одиннадцатилетний школьник был весьма рассеянным и медлительным. По мнению его классной руководительницы Светланы Григорьевны, он: «Ворон считает», а его мать, Ольга, называла сына мечтателем и часто раздраженно окрикивала его: «Хватит в облаках витать! Вернись уже с небес на землю!» - и плакала. Она часто плакала, тихо, не в голос.     Андрюшка, в такие моменты, молча, стоял поодаль, виновато понурив голову и мысли его тогда бывали где-то далеко-далеко, за пределами серой реальности. Он не переносил слез матери, но будучи не в силах уйти, оставив мать одну наедине с ее переживаниями, он в своих мыслях убегал в те далекие сказочные страны, описанные в приключенческих книгах. В страны, где нет слез.     Читал Андрюшка жадно и много. Он представлял себя путешествующим вместе с героями, о которых читал, был их другом и соратником, хотел быть похожим на них. Своими размышлениями, мечтами подросток ни с кем не делился, он хранил их в своем сердце, это было его сокровенной тайной.    Ольга переставала плакать и, вытирая ладонями слезы с покрасневших глаз, обнимала сына. «Горе ты мое луковое!» - произносила она, силясь улыбнуться и Андрюшка, вернувшись к реальности, обнимал мать в ответ. Он думал: «Почему я горе? И почему именно луковое?». Затем Ольга, наконец, выпускала сына из объятий и он, вздохнув, уходил к себе в комнату делать уроки.                                                                            II    Воскресенье выдалось солнечное, был сентябрь, стояло бабье лето. Андрюшка любил выходные, когда не было вокруг ненавистных ему одноклассников, учителей, школы. Утром приходила баба Маня, соседка жившая этажом выше и Ольга, мать Андрюшки, уезжала с ней в собор. Андрюшка оставался дома один, предоставленный самому себе.     Проводив мать и закрыв за ней дверь, он спешно завтракал и забирался снова к себе под одеяло, читал книги. Иногда он откладывал книгу и подолгу, уставив взгляд в одну точку на потолке, видимую лишь ему одному, предавался размышлениям.    Он думал о маме, о том, почему она такая несчастная и часто плачет; он думал о том, почему ушел от них отец и куда? У мамы он об этом больше не спрашивал, так как, спросив однажды, ему уже пришлось пожалеть об этом: мама рассердилась на него, кричала, называла неблагодарным ребенком, упрекала что он, Андрюшка, весь в отца своего и велела больше не упоминать о нем. А затем мама снова долго плакала.    Впрочем, отца Андрюшка не любил и очень боялся. Он был рад, когда отец ушел от них. Отец часто пропадал раньше месяцами, а когда появлялся, то беспробудно пил и бил маму и его. Андрюшка вспоминал, как отец отправлял его за водкой в магазин, а напившись, обязательно находил причину, чтобы отвесить звонкую оплеуху сыну. Он орал какие-то невнятные вещи и лупил Андрюшку, но тот не слышал его слов. Он тихо стоял, втянув голову в плечи, потупив взор, и плакал. Каждый подзатыльник отзывался глухим звоном в голове и на ум почему-то приходил звук резинового мячика ударяющегося об асфальт. В его памяти всплывали строчки из детского стишка: «Мой веселый звонкий мяч...». Строчки, из его далекого детсадовского детства. Затем отец уставал «воспитывать» сына. Он уходил к себе в комнату и засыпал, а Андрюшка, успокоившись, потихоньку выбирался на улицу и гулял там дотемна, пока с работы не возвращалась его мама.    Наконец, скука одолела мальчика и он, выбравшись из-под одеяла, стал одеваться. Собравшись, он взглянул на часы в прихожей, было уже 12 часов пополудни. Андрюшка вышел в подъезд и, закрыв за собой дверь на ключ, поскакал по ступенькам вниз, во двор. В голове его навязчиво звучал стишок:                                         «Мой веселый, звонкий мяч,                                          Ты куда помчался вскачь?                                          Желтый, красный, голубой,                                          Не угнаться за тобой!».                                                                          III    Выскочив вприпрыжку из подъезда, Андрюшка бросил на ходу: «Здрась-сте!» -, сидевшим на скамье у подъезда старушкам и направился через весь двор, к арке, ведущей на оживленную, залитую жарким солнцем, пыльную улицу. Приметив в конце двора знакомых ребят, он ускорил шаг, дабы остаться незамеченным ими и прошмыгнул в прохладный полумрак арки. Оказавшись на оживленной улице, мальчик остановился на мгновение, раздумывая пойти ли ему на набережную, или в парк и сделав выбор в пользу набережной, повернул налево.    Было немного прохладно, дул слабый ветер. Солнце светило навстречу и заставляло Андрюшку щуриться. Он поднимал руку и, приставив ладонь ко лбу козырьком, перебегал дорогу. Дойдя до проспекта, мальчик ускорил шаг. На противоположной стороне толпились на остановке пассажиры с сумками, пакетами, с маленькими детьми и маленькими собачками. Перекрестком руководил регулировщик в красивой милицейской фуражке и ярком желтом жилете, надетом поверх милицейской формы. Регулировщик время от времени издавал резкий звук свистком, жалобный как крик чайки. Андрюшка приметил впереди продуктовый магазин. Он машинально нащупал в кармане джинсовых брюк несколько монет и, сжав их в кулак, устремился в распахнутую дверь.     Купив свежую ароматную булку, Андрюшка вышел из магазина и продолжил путь. Проспект изогнулся как спина кошки встретившей неожиданно свое отражение в зеркале и побежал стремглав вниз, к набережной. Сквозь ветви тополей густо теснящихся кронами вдоль проезжей части Андрюшка разглядел переливающуюся на солнце рябь воды. Свежий  ветерок донес до него первые нотки рыбы и сырости. Спустя пять минут наш путешественник уже стоял на тротуаре набережной, вымощенном темно серой брусчаткой, прислонившись грудью к выбеленным бетонным ограждениям.                                                                            IV    Прохладный бриз приятно обдувал разгоряченное бегом лицо Андрюшки. Золотистая рябь на поверхности реки слепила глаза, от чего Андрюшка щурился и морщил нос. Он разглядел наконец чаек галдящих возле пристани в сотне метров от того места где стоял и перемахнув через ограждение направился к ним.     Идти было не очень удобно, так как берег реки был одет в огромные бетонные плиты и спускался к реке крутым склоном. Неровные края плит торчали вразнобой, то там, то здесь попадались под ноги обрезки ржавой арматуры торчащей из замшелого бетона, щели между плитами поросли тощей сорной травой. Андрюшка шел медленно, часто спотыкаясь.     Наконец достигнув причала, мальчишка остановился в тени портового здания. Было холодно стоять в тени, и Андрюшка решил отойти немного, чтобы быть на солнце. Он спустился к самой воде и опустил в нее руку. Вода была прохладной. Андрей уселся на голые бетонные плиты нагретые солнцем. Откусив булку, он пожевал немного и стал отрывать небольшие кусочки белой мякины и бросать перед собой в воду.    Чайки тут же заметили угощение и одна за другой принялись кружить над водой и над головой Андрюшки. Вскоре уже более дюжины птиц летали, ныряли, кричали и дрались за каждый кусок булки. Мальчик от души смеялся, наблюдая за ними и, старался отщипывать кусочки поменьше, чтобы дольше растянуть эту забаву.    Но вот, булка закончилась. Последний кусочек он съел сам. Чайки еще некоторое время кружились над ним, садились на плиты неподалеку от мальчика и вопросительно глядели на него своими глазками-бусинками, выжидали новой порции угощения. Не дождавшись более ничего съедобного, чайки, одна за другой, удалились обратно к пристани и вернулись к своим повседневным делам, оставив мальчика одного.    Андрюшка продолжал сидеть на том же месте. Он вдыхал свежесть речного воздуха, наслаждался, созерцая проплывающие мимо огромные баржи груженые желтым песком, наблюдал за маленькими человечками, сновавшими по палубе буксирного катера. Он снова окунулся мыслями в свои заветные мечты: Представил себя бойким юнгой на таком вот катере, очень полезным, нужным членом экипажа корабля! Вот, он бежит по поручению капитана к боцману; вот, он с матросами сидит вместе за одним столом, все его считают равным себе, совсем взрослым! Иногда матросы потешаются над ним и подтрунивают. Но не со зла, а так, по-доброму, по-дружески и он, Андрюшка, шустрый и деловитый юнга, задорно огрызается в ответ. И все громко хохочут и похлопывают мальчишку по плечу...    Катер удалился, толкая перед собой гигантскую баржу. Андрюшка повернул голову в сторону причала. Ближе к бетонному берегу за причалом качались на воде две парусные яхты. Паруса на одной из них, той, что ближе к берегу, были спущены и смотаны на реях, а вторая, расправив косой белый парус, явно готовилась к отплытию. Матросы, раздетые по пояс поднимались по трапу один за другим, тащили на борт ящики, мешки и коробки. Из рубки верхней палубы вышел капитан в белых брюках, белом пиджаке и белой же фуражке. Пиджак был надет прямо на голый торс и из выреза на груди торчали седые курчавые в

полную версию книги
~ 1 ~