Выбрать главу

Тогда она принялась ещё и напевать и запела вот что:

Ты неси меня, перо, В облачное серебро. Выше крыш и чердачков, Выше лёгких паучков. Унеси над башнями, Словно птиц над пашнями, Словно лист в осеннем лесе, Словно звёзды в поднебесье. Унеси, как бабочку, Как сухую травочку, Словно с тополя пушинку, Словно с поля порошинку. Унеси ты в сны меня, Я проспать могу полдня. Просыпаться не проси, А неси меня, неси!

Потом музыка перестала играть, Анечка — танцевать и петь, а Соломенный Губерт перестал качаться, точно паяц на ниточках, и сказал:

— Теперь вам остаётся спасти меня!

— С удовольствием! Только научите как.

— Я могу лишь посоветовать. Вы намереваетесь ещё танцевать?

— Нет, кажется.

— Тогда вам необходимо проверить, сможете ли вы ходить.

Анечка проверила и стала ходить. Ходила она взад и вперёд, и ходилось ей прекрасно.

— Мне прекрасно ходится! — сказала она.

— Надо полагать, вы уже нагулялись! — крикнул Соломенный Губерт и хотел топнуть от злости, но тут же потерял равновесие и стал раскачиваться, точно паяц на ниточках. Анечка подошла к нему, придержала обеими руками, и он перестал раскачиваться.

— Надеюсь, вы не плачете? — спросила она, так как ей показалось, что он плачет.

— Никогда! И никому бы не советовал так думать!

— Я бы тоже никому не советовала.

— Однако вы советуете мне кое-что похуже! — крикнул Соломенный Губерт. — Вам угодно, чтобы мои ноги не отлеплялись от пола, пока вы танцуете, прохаживаетесь взад-вперёд и дразните меня.

— Вовсе я вас не дразню!

— Тогда могли бы принести мне сапожки!

Анечка принесла ему сапожки, и Соломенный Губерт спросил:

— Который правый, а который левый?

— Оба правые и оба левые.

Стоило Соломенному Губерту обуться, и он высоко подпрыгнул от радости, а когда опустился, опять подпрыгнул. Он подпрыгивал и опускался, а между тем где-то забарабанил барабан, и Соломенный Губерт, подпрыгивая и опускаясь, стал приговаривать:

Потом Соломенный Губерт перестал подпрыгивать и опускаться, но зато с удовольствием принялся расхаживать взад-вперёд, топая и приговаривая:

Топ-топ-топ, сапожки! Пять грибов в лукошке: Первый звался мухомором, Мухи дохнут на котором, А второй — волнушкой, Розовой ракушкой. Третий был груздь. Груздь? Какая грусть! А четвёртый — рыжик, Он вкусней коврижек. Пятый — боровик. К этим я привык!

Потом Соломенный Губерт заявил, что, когда топаешь, неплохо ещё и притопывать. Он топнул, а потом проговорил:

Топ с одним притопом — Тьма перед потопом!

И один раз притопнул. Едва он притопнул, стеклянный шар, висевший под потолком, загорелся и тут же погас. Соломенный Губерт снова топнул, снова притопнул и снова проговорил:

Топ ещё с притопом — Рысью и галопом!

Не успел он сказать это, как послышался голос, словно где-то заговорило радио, только громче, намного громче. Голос приказал:

— Включить ток!

Что-то щёлкнуло, и сразу все сапожки — до колена, не выше — понеслись рысью и галопом, а с ними вместе и сапожки, в которые была обута Анечка-Невеличка, и те, в которые был обут Соломенный Губерт.

Стало быть, Анечка тоже припустилась рысью и галопом, и Соломенный Губерт — тоже. Бежали они, не зная куда.

Куда же они бежали?

Куда же они всё-таки бежали?

Глава пятнадцатая, в которой появляется непонятный Страж Дверей

БЕЖАЛИ ОНИ ДОЛГО. Сперва по ровному месту, потом по лестнице, потом снова по ровному месту. Потом был поворот, за которым оказались большие двери.

— Ворота после поворота! — крикнул Соломенный Губерт и вместе с Анечкой-Невеличкой внезапно остановился.

Большие двери сразу же распахнулись, и в них появился высокий человек. По виду этот человек не совсем был человеком, потому что вместо рук у него были рачьи клешни.