— Закон земного притяжения?
— Почти. Уголовный кодекс.
— Это нехорошо, — копаясь в пакете, принесенном приятелем, попеняла я. — Кодекс надо чтить. И что же ты натворил?
— Взятку дал, — горестно вздохнул Петька.
Я попробовала успокоить бедолагу:
— Ничего, тебе придется дать еще одну, чтобы мы смогли выйти отсюда… Ты что мне притащил?! — возмутилась я, когда содержимое пакета было разложено на кровати.
Для возмущения причины имелись: взору моему предстали Петрухины джинсы пятьдесят шестого размера, его же футболка, кожаная куртка и кроссовки, по виду напоминавшие два разношенных чемодана.
— Что нашел, то и принес. У меня дома не бутик, поди! Я решил, что моя одежда подойдет тебе больше, чем матушкина.
Осознав правоту приятеля и беспочвенность собственных претензий, я быстренько заткнулась: матушка у коллеги — дама таких размеров, что ей впору устанавливать габаритные огни на особенно выдающихся частях тела.
Продолжая ворчать, больше для порядка, я облачилась в маскарадный костюм, иначе и не назовешь. В компании с Петькой мы смотрелись довольно комично: я в одежде с чужого плеча — и Петька с темными солнцезащитными очками на носу в сумерках ночи. Этот атрибут меня развеселил.
— Ты зачем очки напялил? Прямо Джеймс Бонд какой-то, — негромко рассмеялась я.
Вместо ответа Петруха снял очки, явив на обозрение довольно симпатичный «фонарь» под правым глазом.
— Ух ты, класс! Как говорят в народе, подбитый глаз уменьшает обзор, но увеличивает опыт, — польстила я приятелю, догадавшись, что это — последствия встречи Петькиного глаза и кулака Евгения Арсеньевича Боха.
Петруха хмыкнул что-то маловразумительное о том, что шрамы и синяки украшают мужчину, а потом извлек из кармана пустую майонезную банку с крышкой. Я тихо ойкнула — чуть не забыла о важной улике!
За моими последующими действиями Петька наблюдал в состоянии ступора, напавшего на него после того, как я аккуратно, соблюдая величайшую осторожность, перелила содержимое судна в баночку и прочно укупорила ее крышкой.
— Я тебе потом все объясню, — пообещала я коллеге, — а теперь пора. Главное, не нарваться на Зиночку. Ты, кстати, как мимо нее проскочил?
— Как, она тоже здесь? — в свою очередь озадачился Петруха.
— А где ж ей еще быть, раз здесь ее рабочее место.
— Да-а? А как же там? — последовал замысловатый жест рукой в воздухе, который остался непонятен для моего больного разума.
Я нахмурилась:
— Что такое «там»? Там — это где?
— У Шерлока в офисе. По-моему, Зиночка там вполне на своем месте, — плотоядно облизнулся Петруха.
Все ясно: любвеобильный коллега при имени Зиночка сразу видит образ красотки Ьарби из приемной Геннадия Петровича. Вспомнив о Мужчине Моей Мечты, я слегка пригорюнилась и, сочувственно погладив Петруху по руке, молвила:
— Мой бедный друг, твое либидо мешает твоей умственной деятельности! Ну ничего, это пройдет…
— Не приведи господи! — истово перекрестился Петька на капельницу. — Пошли, что ли, Василь Иваныч? Неуютно тут как-то…
И мы пошли. Впереди верный ординарец Петька, а позади, согласно теории знаменитого красного командарма, Чапай на лихом коне, то есть я с беспрестанно спадающими штанами.
Вскоре я поняла, каким образом Петьке удалось проскочить незамеченным мимо бдительной медсестры: на посту никого не было, только одинокая настольная лампа освещала рабочее место Зинаиды. Зато из-за приоткрытой двери сестринской комнаты отдыха доносился мощный храп. Переливчатый, с замысловатыми руладами…
— В синкопе пиццикато на четверть запаздывает, — с умным видом изрек Петр после того, как примерно с полминуты послушал соло в исполнении Зинаиды.
…Второй раз нарушать Уголовный кодекс Петьке не пришлось. В приемном покое, к счастью, все были заняты вновь прибывшим больным — синеньким мужичком в видавшем виде пальтишке, рукав которого насквозь пропитался кровью. Несмотря на это печальное обстоятельство, дядька энергично размахивал руками и, как мог, отбивался от обступивших его врачей, медсестер и медбратьев. В эту минуту им всем было явно не до нас, никто не обратил внимания на странную парочку, по-шпионски втихомолку покидающую больницу.
Как оказалось, Петруха проявил невиданную, но похвальную рыцарскую дальновидность: его собственный «жигуль», ровесник Куликовского сражения, внезапно захворал, потому Петька позаимствовал у какого-то своего приятеля железного коня, не менее древнего, но пока еще более или менее здорового, по имени «Москвич». В машине я со всеми подробностями поведала Петрухе о ночном пришельце. Коллега внимательно выслушал, но удивленным не выглядел. Наоборот, он сосредоточенно кивал, пока я говорила, а когда рассказ мой подошел к концу, удовлетворенно заметил: