Удовлетворить жгучее любопытство мне помешал звонок в дверь.
— Кто это? — профессионально насторожился Зотов.
Я опустила очи долу, потому что точно знала, кто пришел, а Петруха, ехидно прищурившись, небрежно махнул рукой:
— Не напрягайся, Коля, это к нашей Никулишне кавалер пожаловал. Иди, Вася, открывай счастью ворота…
По пути к счастью я не удержалась и на мгновение замерла перед зеркалом. Собственное отражение не впечатляло: бледная испуганная девица с темными тенями под глазами и на висках и с перебинтованной, как у героя Гражданской войны, головой. Настроение испортилось окончательно, хотя, казалось, куда уж дальше.
От Геннадия Петровича пахло романтически: дорогим одеколоном и шашлыком. Как я определила методом дедукции, запах жареного мяса исходил из одного из пакетов, коих у сыщика оказалось в избытке. Увидев мою голову, гость удивленно присвистнул:
— Неужели все так серьезно?
С глубоким вздохом я удрученно кивнула.
— Ну ничего, до свадьбы заживет! — Тут я смущенно зарделась, а Геннадий Петрович, словно не замечая этого, продолжил: — При больной голове главное — хорошее питание. По дороге к вам я заскочил в Рэдиссон-шашлычную…
— Куда-куда?
— Это я так одно чудное кафе именую, «Котайк». Не бывали? Очень приличная у них кавказская кухня, поверьте старому гурману. А все потому, что местный повар — настоящий грузин.
— Знаю, — кивнула я, — Дато батоно. Проходите в комнату. Только ничему не удивляйтесь…
— Вы меня заинтриговали, — улыбнулся Геннадий Петрович, и сердце у меня сладко заныло: если он ТАК улыбается, то как же целуется! Предаваясь сладким грезам, я проследовала за Мужчиной Моей Мечты.
— Здравствуйте… — как мне показалось, несколько растерянно поздоровался Геннадий Петрович с Зотовым и Петрухой. Наверное, он никак не ожидал застать у меня еще двоих представителей сильной половины рода человеческого. Представители выглядели мрачнее самого заядлого пессимиста, смотрели недобро, хмурились, в общем, вели себя очень невежливо по отношению ко вновь прибывшему. Гениальный сыщик, коим является Геннадий Петрович, не мог не просечь напряженность международной обстановки в моем анклаве. Было заметно, как он внутренне подобрался, но, сохраняя хладнокровие истинного детектива, ненавязчиво поинтересовался: — Что-то случилось?
Поскольку Петька с Коляном хранили надменное молчание, я взяла на себя роль толкователя.
— В принципе ничего особенного. Просто почему-то меня хотят убить, — скромно пояснила я после того, как представила Геннадия Петровича Зотову. Представлять его Петьке смысла не было.
Выражение лица Коляна заставило меня задуматься о роли языка в жизни — моего собственного языка, который, по неясным пока причинам, работает независимо от моих желаний. Надо будет на досуге проблему эту проанализировать.
— Стало быть, вы все-таки влипли, — вынес неожиданный вердикт Геннадий Петрович.
— Хотите знать, почему я до сих пор не женился? — лениво зевнув, полюбопытствовал Зотов.
Я с готовностью отозвалась:
— Потому что мент в мужьях хуже керосина!
Все трое мужчин одарили меня взглядом, от которого я скукожилась, как жухлый лист от мороза, и еще раз напомнила себе о необходимости поработать с языком.
— Василиса, иди на кухню, разбери пакеты, — строго приказал Петька.
— А… — робко вякнула я, но мужчины в один голос воскликнули:
— Василиса!!!
Перевес сил оказался явно не в мою пользу, спорить и напоминать, что покушались все-таки на меня и я имею полное право участвовать в совещании, не имело смысла. Потому я направилась на кухню, бормоча под нос собственное мнение по поводу мужского шовинизма. Там я распаковала пакеты, принесенные Геннадием Петровичем… Неплохой продуктовый набор! Очень похож на тот, что Дато батоно подарил нам с Петрухой. Только вместо кувшина с вином в набор вошла пол-литровая бутылка мартини и шампанское. Наверное, эксклюзивным вином Дато батоно одаривал исключительно особ, приближенных к императору. Шашлык пах изумительно и был еще горячим. Тут и желудок очень кстати напомнил о своем полуголодном существовании. Мужчин я звать не стала из принципа — пусть занимаются решением глобальных задач — и уселась за стол в гордом одиночестве.
Спустя какое-то время, когда глазами я бы съела еще чуть-чуть, а потом еще немного, но желудок, впав в глубокую задумчивость, словно говорил: «Пошто ж ты, хозяйка, так меня напрягаешь?», на кухне появились мои мужчины.