Театр — невыносимая пошлость во главе с Завадским.
Творческие поиски Завадского охарактеризовывались Раневской не иначе, как «капризы беременной кенгуру».
Раневская постоянно опаздывала на репетиции. Наконец, у Завадского лопнуло терпение и он попросил актеров не замечать актрису, когда она в очередной раз опоздает.
Вбежав в репетиционный зал, Раневская поприветствовала коллег:
— Здравствуйте.
Молчание.
— Здравствуйте, — повторила Фаина Георгиевна громче, но ответа не услышала.
— Здравствуйте.
Ноль внимания.
— Ах нет никого?! Тогда пойду поссу.
Наблюдая за происходящим на сцене Юрий Александрович не выдержал и заорал:
— Фаина Георгиевна! Вы своими находками «сожрали» весь мой замысел!
— То-то у меня чувство, как будто я говна наелась, — достаточно громко пробурчала Раневская.
— Вон из театра! — крикнул мэтр.
Подойдя к авансцене, Фаина Георгиевна ответила:
— Вон из искусства!!
Юрий Александрович Завадский любил не только читать лекции, но и организовывать мастер-классы по актерскому мастерству, точнее по своему видению театра. Фаина Георгиевна не любила эти мероприятия, считая их пустой тратой времени. В который раз заметив, что Раневская не пытается скрыть зевоту, режиссер начал укорять актрису:
— Фаина Георгиевна, как же так? Я говорю, а вы зеваете!
— Не смущайтесь, — заявила Раневская. — Я всегда зеваю, когда мне очень интересно.
Завадский:
— Фаина Георгиевна, почему вы меня не слушаете?
Раневская:
— Чтобы не появилось желание возражать.
Завадский:
— Наша позиция твердая! Раневская:
— Но гибкая.
Услышав о Завадском, что тот страшно злопамятный и никогда никому ничего не прощает, Фаина Раневская возразила:
— Неправда! Себя он прощает всегда.
Как-то Юрий Александрович Завадский, который только что к своему юбилею получил звание Героя Социалистического Труда, опаздывал на репетицию. Ждали долго. Наконец, не выдержав, Раневская спросила с раздражением:
— Ну и где же наша Гертруда?
Есть перпетум мобиле, а Юрий Александрович — перпетум кобеле.
Он умрет от расширения фантазии.
Делая скорбную мину, Раневская замечала: «В семье не без режиссера».
…С упоением била бы морды всем халтурщикам, а терплю. Терплю невежество, терплю вранье, терплю убогое существование полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней. Терплю даже Завадского.
— Ох, вы знаете, у Завадского такое горе! — Какое горе? — Он умер.
Во время репетиции Юрий Александрович Завадский обиделся на актеров из-за какой-то ерунды, не сдержался, накричал, выбежал из репетиционного зала, хлопнув дверью и бросив:
— Пойду повешусь!
Все были подавлены. В тишине раздался спокойный голос Раневской:
— Юрий Александрович сейчас вернется. В это время он всегда ходит в туалет.
Завадскому дают награды не по способностям, а по потребностям. У него нет только звания «Мать — героиня».
Когда у Раневской спрашивали, почему она не ходит на мастер-классы и лекции Завадского о профессии актера, Фаина Георгиевна отвечала:
— Я не люблю мессу в бардаке.
— Доктор, в последнее время я очень озабочена своими умственными способностями, — жаловалась Фаина Георгиевна.
— А в чем дело, дорогая моя? Каковы симптомы?
— Очень тревожные: все, что говорит Завадский кажется мне разумным.
Отзывчивость никогда не была сильной стороной режиссера Юрия Александровича Завадского. Притворяться же он не хотел и не любил. Когда однажды на гастролях у Фаины Георгиевны случился сердечный приступ, Завадский лично отвез актрису в больницу и ожидал в коридоре, пока несчастной сделают укол. На обратном пути в театр режиссер поинтересовался:
— Что они сказали, Фаина?
— Что, что… Грудная жаба[5], — пробурчала Фаина Георгиевна.
— Какой ужас! — воскликнул Завадский. — Грудная жаба!
Но уже через минуту, засмотревшись на пейзаж за окном автомобиля, стал напевать:
— Грудная жаба, грудная жаба.
— Вы знаете, что снится Завадскому? — спрашивала коллег Раневская. И тут же отвечала на свой вопрос. — Ему снится, что он уже похоронен в Кремлевской стене.