Вера ЧАЙКОВСКАЯ
АНЕКДОТЫ ИЗ ПУШКИНСКИХ ВРЕМЕН
Потомки Азров
На балах барышня Крюгер сидела в сторонке. Но не тихо и обреченно, как сидят старые девы, а с живым и даже несколько вызывающим выражением смуглого лица. Возможно, это выражение и отпугивало кавалеров, а еще непривычная смуглость кожи, чернота волос и глаз. «Слишком чернява», — так это определялось светской молвой. Между собой модные сплетницы и сплетники судачили об ее отце, обрусевшем австрийском бароне. Им не нравился его нос. Его жесткие курчавые волосы вдоль круглой плеши. И выговор какой-то гнусавый. Не течет ли в Зизи Крюгер кровь, о которой в свете лучше не упоминать? Правда, ее матушка была вне подозрений — из старинного рода Гагариных, но обедневшая чахлая ветвь. Ветер в карманах. Вот и выдали за барона, о состоянии которого ходили противоречивые слухи. Впрочем, говорили, что в молодости был хорош, да и сейчас еще, появляясь в свете, удивлял стройностью, смуглым глянцем выбритого лица и щеголеватостью сюртука, заказанного, как он любил повторять, у знаменитого венского портного. Мать и дочь тоже одевались у этого портного, выделяясь в обществе московских дам какой-то особой простотой наряда, не то изысканного, не то бедноватого.
Зизи была тут чужачкой. «Слишком чернява», — говорилось не только о ее внешности, но и о манере себя держать, для девушки чересчур непринужденной, и одеваться более блекло и просто, чем было принято, и о ее домашних привычках. Поговаривали, что она курит, по утрам обходится без горничной, читает газеты и при этом надевает очки, тоже выписанные из Вены, из самого лучшего магазина оптических приборов. (Подробности, вероятно, шли от любящего прихвастнуть отца).
Вот эти-то очки не могли ей простить не только дамы, но и мужчины.
— А вы знаете, что она читает газеты? — ошарашивали какого-нибудь молодого дипломата, только что прибывшего из Стамбула или Афин и разбежавшегося пригласить Зизи на танец; дипломат озадаченно вскидывал голову, и тут его добивали: — Читает газеты в очках?
После этого на танец приглашались Катиш или Надин, такие хорошенькие в своих легчайших розово-голубых платьицах.
Однажды на балу у Вязьмитиновых два франта заключили между собой пари, что один из них шутки ради возьмется ухаживать за этой дурнушкой Крюгер, дабы доподлинно выяснить, действительно ли она при чтении газет надевает на нос очки. Очки нужно было предъявить потом в качестве доказательства победы. Осуществлять пари взялся наследник одной из знатнейших русских фамилий — князь Долгорукий, только не Юрий (Юрием был его младший женатый брат), а Петр, Петенька Долгорукий, — как называли друзья этого высоченного смазливого малого, умудрившегося закончить Царскосельский лицей, но почти ничего не вынести из преподававшихся там премудростей. Приятели отца посадили Петеньку в Департамент по иностранным делам. Попечением тех же приятелей он прошвырнулся по Европе в свите Великого князя. Вернувшись в Москву, Петенька служить отказался, попробовал было переводить с английского Байрона и Шекспира, — но дело не пошло. Тогда засел за Гёте, но и тут его переводы, тиснутые в «Северной пчеле», были разруганы в пух князем Вяземским. Петенька побледнел, притих, впал в меланхолию. Тут-то друзья напомнили молодому мизантропу, что в жизни существуют не только науки и искусства, но также вино, карты, лошади и, конечно же, милые женщины, в особенности же милые танцорки и цыганки.
Петенька поехал на бал, изнемогая от чувства собственной никчемности, а вернулся другим человеком, почти Наполеоном. Выяснилось, что он красив, ловок, может нравиться женщинам всех возрастов и его неудачи на поприще науки и искусства ни одну из них не смущают. Знатный род и деньги отца давали ему то, чего какой-нибудь разночинец (словечко, недавно пущенное в оборот), тщетно добивался упорным трудом в течение всей жизни.
Петенька Долгорукий навел лорнет на Зизи Крюгер одновременно с прияте- лем — Иваном Ртищевым. Петенька был близорук, и лорнет, бывший у Ртищева лишь атрибутом моды, в его случае служил прямо по назначению. Сквозь стекло он разглядел черные живые глаза Зизи.
— Ну, как? Слишком чернява, не правда ли?
Ртищев явно наслаждался затеянной интригой. — По мне, так вообще урод.
Петенька спрятал лорнет и шутливо вздохнул:
— Да, неказиста. Асимметрическое какое-то лицо, ухмылки, гримасы. А глаза черные и выпуклые, точно у мартышки.
— Если проиграешь, отдашь своего каурого.
— А ты, если проиграешь, отдашь своего гнедого.
Петенька, глядя на Ртищева, как в зеркало, слегка охорошился, поправил свисающую со лба светлую прядь и предстал перед Зизи.