Поэтому в фольклорах народов, близких друг к другу по своим социальным формациям и принадлежащих к одной языковой группе (как, например, тюркской), да еще соседствующих друг с другом, находящихся в постоянном общении, неизбежно будут присутствовать параллельные сюжеты, сходные ситуационные и фабульные решения.
Один и тот же сюжет, таким образом, может принадлежать и казахскому, и каракалпакскому, и уйгурскому, и туркменскому фольклору, отличаясь, как правило, весьма существенно национальным колоритом, этнографическими деталями, характером сатирического героя.
Сторонники теории «блуждающих сюжетов» (которая и сейчас еще весьма модна в некоторых зарубежных фольклорных школах), утверждая миграцию сюжетов вне времени и вне границ, считают сюжет той первоосновой, тем зерном, из которого вырастает ветвистое фольклорное древо.
В этой теории особенно уязвим один из важнейших вопросов фольклористики: как, где и когда возникает тот или иной сюжет? Откуда он начинает свой путь из страны в страну, от народа к народу? Разве существует этакое безвоздушное пространство, в котором рождаются сюжеты-схемы, сюжеты-эмбрионы, которые в дальнейшем обогащают тот или иной фольклор? Каким образом можно с научной достоверностью доказать, что на данный сюжет имеют приоритет именно данный народ, именно данная национальность?
В недрах школы «блуждающих сюжетов» родился даже специальный термин «пра-сюжет», то есть сюжет-предок, кристаллически чистый, стерильный сюжет-зародыш, появившийся на свет в тумане веков и давший в дальнейшем жизнь всем сходным с ним сюжетам и ситуациям.
Если оперировать понятием «пра-сюжета», то можно поставить знак равенства между сходными сюжетами, связанными, например, с именами Насреддина и карела Кумохи, украинца Покати-горошка и бурята Будамшу. Попросту говоря, можно считать их одним и тем же анекдотом, только пересказанным узбеком или карелом, украинцем или бурятом.
Мне кажется, что это – принципиальная ошибка. Формальное, внешнее сходство ситуаций, фабул, реприз, разумеется, имеет немаловажное значение. Но основным критерием самостоятельности, оригинальности должна стать национальная, социальная, самобытная суть. Само по себе сходство сюжетов, ситуаций не является доказательством родственности происхождения тех или иных анекдотов. Эта схожесть обусловлена однородными социальными условиями, s которых они сложились, совпадением идентичных конкретно-исторических и типично-жизненных обстоятельств.
Несомненно, следует учитывать процесс взаимообогащения сатирических фольклоров за счет сюжетного обмена. Ведь фольклор не имеет ни временных, пи государственных, ни языковых барьеров. Так, например, появившаяся на свет где-нибудь в горах Дилижана острая армянская шутка в каши дни мигом становится всеобщим достоянием, и ее можно услышать на многих языках буквально через несколько дней после ее рождения. И в прежние времена шутки путешествовали без виз, хотя и значительно медленнее – со скоростью кораблей, караванов, путников, паломников.
У нас в СССР фольклор – это всенародное достояние, часть общенационального духовного «золотого» запаса.
Известный критик и переводчик, знаток национальных литератур нашей страны Юрий Карасев, плодотворно разрабатывающий в своих книгах тему взаимовлияния и взаимообогащения разноязычных культур на базе метода социалистического реализма, писал:
«…Сохраняя свою национальную самобытность, фольклор любого из народов Советского Союза становится ныне неотъемлемой частью общесоветской культуры, обогащая ее и, в свою очередь, обогащаясь к оплодотворяясь сам».
Этот постоянно действующий фактор – взаимовлияние и взаимообогащение – особенно характерен для многонациональной советской литературы. Он, мне кажется, и определяет ныне сущность большинства процессов, происходящих как вообще в фольклоре, так, в частности, и в фольклоре сатирическом, юмористическом.
Но прежде чем анекдот, байка, бытовая сказка, озорной сказ станут широко известны, сумеют достойно представить культуру своего народа в общем потоке фольклора, они проходят многовековой путь развития.
Как рождался народный анекдот прошлых веков? Представьте себе, к примеру, базар, ярмарку, рынок. Разноплеменный говор пестрой толпы. Кричат животные. Пыли над торжищем много, но шума еще больше. То в одном, то в другом месте вспыхивает хохот, перекрывающий все другие звуки: там кто-то подшутил над скупым купцом-обиралой, а там острым словом «срезали» зазнавшегося богатея, в третьем месте смело разыграли, высмеяв перед всем честным народом, муллу (попа, ксендза или раввина).