Знакомый дом — все окна горят, светятся в ночи, полыхают, подсказывая, что здесь никто и никогда не спит.
Дверь, лестница — идут уже троем: Ефим, Никита Назарович и колдун. Поднимаются и останавливаются. Изучающий взгляд сверху вниз.
— Башмаки, — говорит Никита Назарович и Ефим убегает. Возвращается с тряпкой, быстро вытирает колдуну ботинки — объяснять и ждать нет времени.
— Хорошо, — Никита Назарович поправляет свою фуражку и стучится в дверь.
Через минуту выбегает, слегка взволнованный.
— Проходите, — подсказывает он и бросает Ефиму, — быстро в машину!
Бегут вниз, ныряют в автомобиль и вновь мчатся.
— Дурак! — говорит Никита Назарович, — какой я дурак! Затем Ефиму: а ты куда смотрел?
Тот же дом, подъезд — летят наверх. Быстро — через две ступеньки, прыгают, а вместе с ними и сердечко тоже прыгает, колотится, готовое выскочить наружу.
— Портфель, — кричит Никита Назарович, врываясь в квартиру, — какой портфель? А мне откуда знать! Его портфель с бумагами! Быстро!
Ищут портфель — бегают по комнатам и переворачивают все вверх дном. Ефим тоже бегает — гремит сапогами и ругается. Несутся вниз и вновь через две ступени. На душе уже легко: и потому что вниз, и потому что с ними портфель.
— Расслабился, — вытирая пот, говорит Никита Назарович, — первый раз в жизни расслабился. Тысячу раз прав! Товарищ Ягода тысячу раз прав: нельзя нам расслабляться. Расслабление — смерти подобно. Ты чего ему на ухо шептал?
— Я? — удивляется Ефим, — ничего, честное слово, ничего.
— Будем считать, мне показалось. Это у нас Савченко идиот, а ты, Ефим, не идиот. Понимаешь? Кто-то должен мозгами шевелить?
— Шевелю, — отвечает Сидорчук.
— Плохо шевелишь, — укоризненно качая головой, говорит Никита Назарович, — документы забыли! На кой нам нужен этот колдун — сказки слушать? Я и сам могу сказки, и ты — можешь, любой идиот может, Савченко, и тот можешь. А документ есть факт! От документа не отвертишься. Написал — будь любезен ответить. За каждое слово, буковку, точку поставил — будь любезен объяснить, а почему ты ее поставил? Почему здесь, а не в другом месте? Понял?
— Понял, Никита Назарович, — соглашается Ефим.
Сименюк смеется — скалит в темноте зубы.
— Он понял, а я — нет! Выходит, Савченко прав, не один он дурак. Колдун! Да какой он колдун — старый дед плешивый! И взять с него нечего — дома шаром покати, ни одной вазочки, а вместо люстры — лампочка весит. Что же он все эти годы делал? Академик, я тебе скажу, это как генерал. А у генерала жалование, ординарец и экипаж у парадной. А у этого? Калош и тех нет! Портфель?
Никита Назарович тряхнул потрепанной сумкой.
— Разве это портфель? Позор это, а не портфель!
— А если он все в голове держит?
— В голове? — смеется Никита Назарович, — голова ему уже давно не принадлежит, если только шапку надеть. Глаза у него видел? Вот это глаза! Он же этот, как его — телепат! Я всю дорогу на затылке его глаза чувствовал, а ты — что чувствовал?
— Ничего.
— Так уж ничего?
— Дрожал он — волновался, видно.
— Чего!
Никита Назарович обернулся.
— Дурень! Это ты дрожал! Ты и сейчас дрожишь.
Ефим сглотнул неожиданно образовавшийся в горле комок страха.
— С ним с глазу на глаз говорить нельзя — сила в нем неземная и знания. Бьюсь об заклад, он сейчас фокусы свои демонстрирует, а писарь, что вызван, все фиксирует — в документ заносит, чтобы потом не отвертеться.
— Что же это получается, — подал голос Ефим, — он и в самом деле колдун?
— Колдун! Еще какой колдун!
— А как же наука? — возразил Сидорчук, — бога же нет!
— Бога, может, и нет, — согласился Никита Назарович, — а дьявол существует! Думал отсидеться, думал, о нем забыли. Не прав! Категорически не прав. Если у тебя знания имеются государственной важности — расскажи, поделись с товарищами. Мысли читаешь? И нас научи, чтобы и мы могли врага за версту распознать. Чтобы глянули и определили: этот враг, а этот наш — пролетарский, преданный делу товарищ.
— Как вы сказали? Телепат?
— Цыганка по руке колдует, а он по глазам. Посмотрит и скажет, что было, а что впереди тебя ждет.
— Дьявол?
— Никакой он не дьявол — ученый он. Что-то сам открыл, что-то подсказали, книги — это не только романы для барышень. Книги — знания человеческие. А знания бывают поверхностными, а бывают секретными — не всякому дано их знать. Потому как это уже сила, позволяющая вершить судьбы.
— По виду не скажешь, — вспомнив старика, заметил Ефим.