— Закончили?
— Еще одна осталась, — объясняет командир.
— А чего она валяется?
— Так уже получилось, сопротивление оказала при задержании, а сейчас не хочет вставать.
Мужчина в белом халате нагибается, внимательно изучает тетку, после чего сообщает.
— Вроде, мертвая.
— Как мертвая? Не может быть! Минуту назад была живая и уже мертвая.
Подходит, смотрит и вдруг понимает, что женщина не только умерла, но и обмочилась.
— Тьфу! — ругается командир, — у меня же приказ! Расстреливать на месте, а как я ее расстреляю, если она умерла?
Мужчина в белом халате вытаскивает из кармана рукавицы.
— Давай, принимай решение, у нас еще один вызов. Леня, иди — помоги.
Вдвоем они берут парнишку и тащат к машине — проваливаются в неглубокий снег. Остальные смотрят и курят.
— А ты машину ближе подгони, — вдруг советует один из бойцов, — мужик-то тяжелей будет.
— И то верно, — соглашается второй санитар и лезет в кабину, — дверцу, ребята, прикройте, а то ненароком зацеплю.
Машина, дергаясь, медленно ползет назад.
— Хорош! — кричит один, второй помогает — громко и пронзительно свистит.
— Приказ, — говорит командир и стреляет в женщину — она не слышит, продолжает равнодушно смотреть стеклянными глазами на происходящее.
Машина вскоре отъезжает, кто-то сапогом заметает кровавые следы, втаптывает в снег стреляные гильзы. Молчат.
— Пацан соврал, — говорит кто-то, — нет ему пятнадцати.
— Как нет! — начинает волноваться командир, — вы же все слышали, сам сказал — мне пятнадцать.
— Ну и что? Он мог сказать, что ему тридцать! Думаю, со страха сказал — перепуталось у него все в голове. Если на твоих глазах отца шлепнут — еще не то скажешь.
— Подожди, подожди, ты чего несешь? Может, еще скажешь, что он тут и вовсе ни при чем? Ты на кухне был? Таз видел? А знаешь, что они в тазу готовили? А ну-ка,…
Командир тащит за шиворот бойца в парадную, затем вверх по лестнице. Слышится отборный мат и ругательства.
— Пожалел! — раздается через разбитое окно, — ты кого пожалел? Они же нелюди! Они хуже волков! Те убьют и тут же съедят, а эти на плиту… Востриков, они же детей, понимаешь, маленьких девочек…
Дарья Никитична сидит и смотрит в окно. Чай уже давно остыл — не дождался. И она не дождалась, и уже никогда больше не дождется — времени осталось катастрофически мало. Его вообще не осталось. Свое время она отжила, а сейчас доживает, что когда-то не дожил ее батюшка, поэтому чувства долга ни перед кем нет. Должны ей — за то, что рано повзрослела, увидела смерть, горе, что не могла вновь почувствовать себя молодой и счастливой, не смогла полюбить свою дочь — искренне и от всего сердца. Полюбить, как любила чужую и незнакомую Клавдию.
Крошки со стола рукой смахнуть нельзя — не будет достатка в доме. Дарья Никитична знала и не могла удержаться — эти крошки, что появляются неизвестно откуда, самое дорогое и любимое лакомство, как и прокисший залежалый хлеб. Она специально оставляла небольшой кусочек и позволяла ему превратиться в черствую корку, которую затем сосала, улетая в бездонную яму прошлого.
По дому ходит Александр Николаевич. Он уже почти поправился — выглядит замечательно и что-то напевает себе под нос. А прежде никогда не пел — тоже неплохой знак, вселяющий оптимизм. Подойдет к новой двери, в глазок посмотрит, ручку дернет, проверит и опять тихонько поет. Затем приходит на кухню, смотрит и говорит.
— А что, — говорит Александр Николаевич, — давайте-ка мы вам, Дарья Никитична, новый забор поставим. Хороший, капитальный забор, а потом покрасим. А желаете ворота — сделаем ворота, как прежде ставили, чтобы всякий мимо проходящий бросил взгляд и задумался.
— О чем — спрашивает Дарья Никитична, — он должен задуматься?
— Как о чем? Задуматься прохожий должен о том, что здесь он никому не нужен. Если он — прохожий, вот пускай и ступает дальше по своим делам, а здесь он не нужен. Без ворот нынче ну никак нельзя, ворота — это не только дверь, ворота сейчас — знак, символ,… видели, какую нам дверь поставили? И что самое интересное, мне совершенно не жалко денег. А деньги немалые. Пока ставили, признаюсь, были некоторые сомнения, а как она на место встала, тут я и понял — хорошо получилось. Замок там секретный и не один, гарантия небольшая, но гарантия. Поэтому думайте, время еще есть, хотите забор или ворота.
Александр Николаевич поднялся и замурлыкал песенку, однако тут же опустился на стул.
— Может, вы еще чего желаете? У каждого должна быть мечта.