— Минуточку!
Виталий Борисович перевел дыхание.
— Вы видели женщину, когда спускались вниз по лестнице?
— Клавдию Степановну?
— Не перебивайте. Отвечайте на поставленный мной вопрос. Вы видели женщину, когда отправились в магазин?
— За печеньем?
— Я же сказал: не перебивайте!
— Я не перебиваю, а уточняю, потому что за печеньем означает одно, а не за печеньем совсем другое! Это же две совершенно разные вещи!
— Вы видели женщину?
— Когда спускался, не видел, — последовал ответ.
— А когда видели?
— Когда домой вернулся. Сел чай пить, вот тут и увидел, но не Клавдию Степановну, а ее халат и какую-то голую женщину. Думаю: пойду у нее самой спрошу, а там ваша печать.
Проверить по учетам, — мысленно дал себе установку Виталий Борисович, вдруг он псих законченный этот математик, а он тут с ним как с человеком беседу ведет. Хотя с другой стороны, он чего-то там говорил про ученых. Живых ученых товарищу Шумному видеть близко не приходилось, да и на расстоянии тоже, если только на экране телевизора. Медали президент вручает, или какой конгресс. А вот с идиотами повезло больше, пришлось, что говорится, столкнуться и не раз. Сергей Митрофанович на идиота похож был мало, скорей, на опустившегося антисоциального элемента. Однако спиртным от него не пахло, глаза в норме, зрачки обыкновенные — не наркоман.
— Газету пошли почитать, вместо того, чтобы сообщить куда следует, — с укором в голосе произнес товарищ Шумный.
— Вы меня не поняли, — возразил Горелик, — я же не знал, что это Клавдия Степановна, а как узнал — огорчился. Человек она сложный, можно сказать замкнутый, и дела, стало быть, до нее нет никому. Как никому нет до меня. Думаете, самоубийство?
— Разберемся, — уверенно произнес милиционер. Он всегда говорил подобным образом, то есть уверенно. Даже в тех случаях, когда и вовсе был неуверен. Установка, а иначе никак нельзя. Если ты сомневаешься и не веришь в свои силы, кто же в тебя поверит?
— А сами как считаете?
— Самоубийство или убийство?
— Да вы все же сосед, самый близкий для нее человек. У нее родня есть, ну там дети какие, брат или сестра?
Алексей Митрофанович сменил позу — откинулся на спинку стула и вроде как задумался — впрочем, ненадолго, на минутку или на две.
— В какой последовательности? — спросил он. — Сначала о моих соображениях относительно трагедии или о родственниках?
— Как вам будет угодно.
— О родственниках получится недолго, поэтому я начну со второго вопроса, хотя, знаете, случаются ошибки. Недолго превращается в долго и наоборот.
Он кашлянул.
— По всей вероятности, Клавдия Степановна, была когда-то замужем. Почему по всей вероятности? Снимок я видел — он и она. Она — это Клавдия Степановна, а кто мужчина — сказать не могу, не думал. Просто предположил, что мужчина является… или был близким ей человеком. Сейчас попробую привести свои аргументы. Снимок или фотографию, как вам будет угодно, я видел у Клавдии Степановны на комоде — случайно бросил взгляд. Расспрашивать, как вы понимаете, неудобно, фотография — это такая же составная интимной жизни, как и сама интимная жизнь. Однако поразил меня совсем другой факт. Снимок получился, как художественное фото. Понимаете, о чем я говорю? На выставках случалось присутствовать? Так вот, чудесный получился снимок, а Клавдия Степановна на себя не похожа. Узнать очень сложно, если возможно вообще. Я узнал. Клавдия Степановна в жизни никогда не улыбалась, по крайней мере, я не видел, а тут,… как бы вам сказать, — Алексей Митрофанович задумался.
— Как бы вам сказать, — повторил он, — вся ее душевная красота на устах, а сама Клавдия Степановна от счастья светится, полыхает как огонек в ночи. Насколько я человек невнимательный и все равно обратил внимания. Поразил меня и другой факт. Мужчина как бы присутствует, а как бы его и нет. Какой ни есть образ, конечно, имеется, но составляет он фон, хотя прижались голубки друг к другу, особенно Клавдия Степановна. Брата так любить невозможно и родственника тоже. Кто остается? Либо потенциальный супруг, либо, простите, любовник. Почему потенциальный? Да потому что и супруга так не любят! Супруг для женщины, как имущество, которое заверили у нотариуса — можно не волноваться. Повторяю, задавать интимные вопросы я не могу — не в моих правилах, да если и расскажут, все равно не могу. Интимная сторона взаимоотношений двух существ — тайна великая! И третьему в эту тайну путь заказан. Люди с интеллектом, с чувством понимают и никогда никому слова не скажут. Хранят свою тайну бережно, от посторонних скрывают — слишком дороги для них пережитые чувства. Других родственников — не знаю. Батюшка их умерли давно. Вовремя умерли.